Фильм Алексея Федорченко "Небесные жены луговых мари", как и состязавшаяся с ним в конкурсе последнего "Кинотавра" лента "Интимные места", исследует сексуальную жизнь современных россиян. Но если лента Натальи Меркуловой и Алексея Чупова рассказывает об обитателях большого города, то новая работа Федорченко повествует о маленьком народе, который с давних времен живет в деревнях на Средней Волге и на Урале. Эти два фильма, разумеется, сильно отличаются друг от друга, но в главном очень похожи, что и неудивительно: по-настоящему талантливые люди точно улавливают веяния времени и отражают их в своих работах. "Небесные жены луговых мари" станут для многих зрителей не меньшим откровением, чем "Интимные места", поскольку повествуют о деревенской жизни и мировоззрении крестьян с предельной откровенностью и без малейшего стеснения.
Так уж исторически сложилось, что бытописатели русской деревни почти всегда рассказывали о ней не совсем точно, искажая информацию в угоду явным или неявным требованиям цензуры. При царизме официальным лозунгом было "православие, самодержавие, народность", поэтому категорически не приветствовались упоминания о языческих корнях большинства народных традиций. Доходило до абсурда: публикуя обрядовые песни и заговоры, многие фольклористы непременно уточняли, что эти тексты наверняка позаимствованы русскими у цыган или других соседних народов, поскольку содержат много непонятных слов. Эту чушь ученые писали не от хорошей жизни: с точки зрения официальной царской цензуры, народ-богоносец просто не мог придумать ничего языческого.
Во времена СССР давление Церкви сошло на нет, но почти сразу же под негласным запретом оказалось все связанное с народными эротическими традициями, а также та часть фольклора, которая противоречила социалистическим идеям. Если учесть, что вековечной мечтой крестьян была отнюдь не коммуна, где ни у кого ничего нет, а своя собственная земля и богатое хозяйство, то станет ясно, что советским этнографам приходилось непросто.
Но все вышеперечисленное — еще полбеды. Гораздо хуже то, что русские народные традиции и фольклор всегда воспринимались в России как что-то второсортное и низкое. В царское время среди образованных людей было очень модно считать родную страну отсталой и недоразвитой по сравнению с государствами Западной Европы. В экономическом и социальном отношении это абсолютно верно: феодализм в России задержался непростительно надолго. Но национальные культуры нельзя делить на передовые и второсортные.
За свое пренебрежительное отношение к родному народу русская знать и интеллигенция сполна расплатились после 1917 года. Но большевики, на словах восхищавшиеся народной культурой, на деле безжалостно искореняли в ней все, что считали неправильным и отсталым. В лагерях сидели не только священники, муллы и раввины, но и шаманы.
При этом крестьяне прекрасно знали, что о них думают приезжие горожане: все люди независимо от национальности, уровня образования и вероисповедания всегда понимают, как на самом деле к ним относятся сколь угодно вежливые (или, наоборот, невежливые) с виду собеседники. Так что деревенские вполне закономерно не откровенничают с горожанами, которые считают их отсталыми и второсортными. В общении с приезжими сельские жители или демонстрируют собеседникам то, что они хотят увидеть и услышать, или разыгрывают любимое представление крестьян всех времен и народов: "Мы люди темные, тупые, ничего не понимаем и рады подчиняться всем, кто хочет нам приказывать". Истинное отношение к себе, миру и городским деревенские прекрасно умеют скрывать, как и сокровенные сказки, песни и легенды.
Например, книга "Малахитовая шкатулка" была создана потому, что сын рабочего Паша Бажов вместе с друзьями-сверстниками часто слушал рассказы старика-сторожа о Хозяйке Медной горы, потом уехал в город учиться, а много десятилетий спустя записал то, что узнал в детстве. Скажем прямо, нам невероятно, сказочно повезло: большинство друзей Бажова, слушавших вместе с ним чудесные истории, погибли в авариях на старых уральских заводах, сложили головы на войне с Японией, на Первой мировой или в Гражданскую; а более-менее образованным людям — приказчикам и купцам — гениальный народный сказитель рассказывал о Хозяйке Медной горы невообразимо скабрезные и пошлые истории… Сколько самоцветов народной мудрости пропало безвозвратно на других заводах и в бесчисленных деревнях, не знает никто. Увы, чем тщательнее скрывается тайна, тем больше риск, что она быстро забудется, особенно в трудные времена. А в истории России ХХ века крутых виражей хватало…
Именно потому буквально на вес золота ценятся произведения искусства, воссоздающие на страницах книг или на киноэкранах уходящий мир крестьянства, — такие, как цикл рассказов Дениса Осокина "Небесные жены луговых мари" и их экранизация, созданная Алексеем Федорченко. Этому режиссеру, наверное, никогда не забудут прославившую его картину "Первые на Луне" — художественную мистификацию, стилизованную под документальную ленту. Но даже если Федорченко с Осокиным что-то присочинили и в "Небесных женах луговых мари" – ничего страшного; это как раз тот случай, когда авторская фантазия становится неотъемлемой частью народного творчества.
Конечно, сугубо городской человек вряд ли может судить, насколько точно в том или ином произведении искусства показана крестьянская жизнь, но в новом фильме Федорченко лично я увидела именно то, что и при всех своих встречах с деревенскими.
Начать нужно с того, что для героев "Небесных жен луговых мари" природа — такая же среда обитания, как для горожан — квартира. Удивляться тут нечему: для земледельцев, рыбаков, охотников и собирателей очень важно поддерживать хорошие отношения со всем живым и неживым, что их окружает. В городах ситуация принципиально иная: люди зарабатывают деньги с помощью всевозможной техники — от автомобилей и станков до компьютеров и фотоаппаратов, — а в лесах и у водоемов только отдыхают. Соответственно, забота о природе для горожан — всего лишь проявление гражданской сознательности, никак не влияющее на их работу, здоровье и благосостояние.
А вот деревенские не имеют права ссориться с полями, лесами и реками, которые их окружают; это в прямом смысле слова вопрос жизни и смерти. Перестанешь заботиться о своем поле и скотине — будешь голодать. Обидишь лес — сгинешь в чаще, плюнешь в реку — утонешь в водовороте. А то, что отвечает добром на добро и злом на зло, не может быть неживым — оно живое и мыслящее, поэтому обращаться с ним нужно соответственно.
В "Небесных женах луговых мари" очень точно показано мировоззрение крестьян, считающих живым и одушевленным все, что их окружает. Для горожан подобное — экзотика и фэнтези, для сельских жителей – реальная будничная жизнь.
Отношение крестьян к окружающему миру сложилось в незапамятные времена, поэтому оно безусловно языческое. Язычество сильно, почти до неузнаваемости менялось со временем, но многие его элементы в своем первозданном виде дошли до наших дней из каменного века. Принятие христианства придало древним обрядам совершенно иную форму, но почти не коснулось их сути; более того, именно христианская мифология при необходимости подстраивалась под народные традиции, а не наоборот. (Например, казненные язычниками святые мученики Фрол и Лавр были целителями, но на Руси они стали покровителями лошадей; совершенно очевидно, так произошло потому, что праздник этих святых — 18 августа — совпадал с днем, когда на Руси чтили языческого бога, который заботился именно о лошадях.) Подобных примеров можно привести великое множество. Конечно, в деревнях, расположенных неподалеку от больших городов или на перекрестках торговых путей, старые верования уходили в прошлое намного быстрее, чем в медвежьих углах бескрайней России, поэтому маленькому народу, затерянному в лесах между Волгой и Уралом, удалось сохранить исконную языческую культуру гораздо лучше, чем жителям Центральной России. (Впрочем, этот народ кажется маленьким только по русским меркам: марийцев в два раза больше, чем жителей, например, Исландии.)
"Небесные жены луговых мари" очень убедительно рассказывают о мировоззрении крестьян, принципиально отличном от христианства. Особенно сильно разница между официальной и неофициальной идеологией заметна в отношении к интимной сфере жизни. Для христиан физическая любовь — недостойное и грязное занятие, которое освящается лишь обрядом венчания, для язычников это священное действо, дарующее радость жизни и продолжающее род человеческий. С точки зрения христианина, менструации — страшный, унижающий женщин процесс; неслучайно английский синоним этого слова переводится как "критические дни". Для язычников менструации — самое важное и прекрасное в жизни женщины, а их начало — праздник, который должны разделить с девушкой все люди, знакомые и незнакомые.
Для горожан подобное выглядит довольно непривычно, и рассказать об этом как о совершенно естественном нелегко. Осокин и Федорченко смогли, за что им огромное спасибо.
Не знаю, случайное ли это совпадение или следствие отношения к жизни и людям, о котором рассказано в новой отечественной картине, но в "Небесных женах луговых мари" все женщины божественно прекрасны. Часто говорят, что красота заключается не в правильных чертах лица и не в стройности фигуры, а в сиянии души, но я не помню ни одной ленты, где это было бы так явственно видно, как в новой работе Федорченко. Ее я бы в обязательном порядке показывала всем старшеклассницам и студенткам. Тогда девчонки непременно бы поняли: им совсем необязательно походить на кинодив или супермоделей — для того, чтобы стать красавицей, нужно просто быть самой собой. Важность фильма, который в наш век всеобщей стандартизации доказывает красоту и уникальность каждой отдельно взятой личности, переоценить трудно.
"Небесные жены луговых мари" производят настолько светлое, яркое и сильное впечатление, что совершенно не хочется рассказывать, какими средствами был достигнут этот впечатляющий результат. Да, сценарий великолепен, режиссура выше всяких похвал, все без исключения актерские работы совершенно замечательны, оператор, художник, костюмер и композитор поработали (и еще немножко поколдовали) на славу, а монтаж виртуозен. Однако новая отечественная лента гораздо больше, чем сумма элементов, ее составляющих, — этим шедевр и отличается от просто талантливого фильма. Двадцать с лишним историй о марийских женщинах выглядят не хаотичным нагромождением событий, а гармоничным переплетением разнообразных, но равно прекрасных узоров, напоминающих народные вышивки, ковры или ту же малахитовую шкатулку. Что тут еще сказать, я просто не знаю.
Новую картину Алексея Федорченко ни в коем случае не должны пропустить поклонники хорошего кино, люди, знающие деревенский уклад не понаслышке, а также те, кто хочет понять, чем крестьянская жизнь отличается от городской. Девочкам-подросткам я бы показывала эту ленту в обязательном порядке.