Муратова всегда в моде, сама того не желая. Муратову всегда смотрят, ее фильмы ждут. Муратова изумляет своей устойчивостью модам, вкусам, политике и даже нравам. Она плывет против течения, оказывается белой вороной, всегда находится на ничейной полосе – не то боец невидимого фронта, не то гастролер, готовый представиться: "Я Буба из Одесы, здрасьте!". Мы и не подозреваем, а это не мы, зрители, статистически более успешно воспринимающие коммерческие жанры, а она, Режиссер настраивает нас на свои фильмы, и каждое ее творение мы почему-то ждем с нетерпением, и каждому фильму желаем долгой жизни, а она-то, Кира, знает цену своим фильмам, знает, что войдут они в Историю Кинематографа, хотят они того или нет, как миленькие. Мы-то думали, что Настройщик – это Георгий Делиев, земляк режиссера, а вся штука в том, что читать надо между строк.
Настройщик Кира однажды нашла Богиню Ренату. Неожиданная находка единомышленника стала открытием для Муратовой, всегда находящейся где-то в стороне, особняком, а от того – в одиночестве. В Литвиновой Муратова, очевидно, увидела себя N-e количество лет назад, уж больно много похожего в этих девушках: обе стали режиссерами, обе реализовали себя как актрисы, да и в кинематографической жизни они играют не последнюю роль, всегда оказываясь в центре внимания, а порой и в центре скандалов: Литвинова – гламурная столичная львица, тоскующая по безвозвратно ушедшей сталинской эстетике соцреализма, Муратова – оппонент любых течений, принципиальный провинциал, обретший свою, почти мифологическую, не советскую, не украинскую, не российскую родину. У обеих не поймешь, каких амбиций больше: не то режиссерских, не то актерских.
В "Настройщике" Муратова вылепила героиню Лину по-своему: раз для Литвиновой нет смерти, то и предстанет она с окровавленной косой: то ли преждевременное видение смерти доверчивым старушкам, то ли "шла мимо, подобрала добро - в хозяйстве пригодится", то ли зашла переписать население. Лина здесь словно Мефистофель, искушающий своего воздыхателя Андрея, заставляющего разве что не повторить путь Раскольникова. Они не "мокрушники", хотя порой и приобретают зловещий образ, они скорее, "честные контрабандисты", ведущие кочевой образ жизни, гастролеры, развлекающие и обирающие почтенную публику. Лина мифологична и нереальна словно Карлсон, который живет на крыше: и правда, бомжеватый образ жизни завел криминальных любовников на чердак, откуда Лина эффектно спускается по вертикальной лестнице в короткой юбке. Ее Фауст находится полностью в ее власти, она его держит при себе, словно собачонку, пока тот приносит деньги.
Герои "Настройщика" существуют будто бы вне времени: здесь смешаны стили и эпохи декораций, интерьеров, костюмов, причесок. Анна Сергеевна с подругой одеты стилизованно, словно дамы из XIX века, Лина же меняет наряды соответственно случаю: то в образе модницы шестидесятых а-ля "Бабетта идет на войну"; то в образе бюрократической крысы, в костюме покроя семидесятых годов; то в воздушных, легких платьях, струящихся на ветру, настраивающих на романтический, несерьезный лад. Действие происходит в южном городке, очертания которого расплывчаты, он и не большой, и не маленький, не на севере, но вроде как и не совсем на юге. Дома в фильме использованы старые, фактурные, от которых веет временем и вечностью: что дом-дача Анны Сергеевны, напичканный антиквариатом с элементами былой роскоши, которую олицетворяет в том числе и рояль. Ее дом чем-то напоминает салон Анны Павловны Шерер, в котором всегда найдется место интеллигентному человеку, способному поддержать хозяйкины причуды. Здесь каждый найдет занятие по душе, а всеобщим угощением станет фирменный суп из пакета, перемежающийся с сыром рокфор, однажды стянутым-таки переписчицей Линой.
Дом Любы – прямая противоположность тесному, но уютному, хотя и многолюдному жилищу Анны Сергеевны. Дом Любы одинокий, просторный, в нем гуляют сквозняки, здесь не бегают дети, не курят мужчины, собственно потому, что некому бегать и курить, а сама Люба большую часть своего времени проводит в доме подруги. Они не живут душа в душу, порой они очень мило и смешно ругаются, делая бурю в стакане. Однако, чувство одиночество их давно уже сплотило и сблизило. Люба не может без духовного богатства подруги, а Анне Сергеевне нужно перед кем-то разыгрывать спектакли, к тому же нуждается в ней и как в медсестре. Обитель Лины и Андрея – чердак, представленный с элементами жилой квартиры, в котором неизвестно каким образом оказались ванна и рояль. Хозяева этой импровизированной квартиры не отказывают себе ни в чем: есть все удобства, специфическая эстетика, даже икра на бутерброд, если Мефисто пожелает.
Фильм получился очень женским, про "горькую" бабскую долю, которую по сути, создают сами женщины: одни руководят другими. Здесь представлены два типа женщин: хищницы, как Лина, которая способна даже устроить пальбу из пистолета, трогательно не забывая при этом, что кино – важнейшее из искусств, такие беспощадны к мужчинам равно как и к женщинам, любят только себя и свой кошелек. И вместе с тем, она невольно занимается благотворительностью: позволяет себя любить, пока ей это приносит выгоду, делится едой с ближним своим, как в ресторанчике, когда она поняла, что всю осетринку осилить не сможет, то позвала "помогать" бомжиху. И жертвы, как Анна Сергеевна (Алла Демидова) и ее подруга Люба (Нина Русланова). Последних помимо дружбы объединяет и то, что их почти одновременно обманули мужчины: одну обокрал настройщик, новоиспеченный сын, другую – новоиспеченный муж, который кинул все на те же "бабки". Обеих в итоге обвела вокруг пальца все та же хищница, авантюристка Лина. Однако, всех ее жертв: Анну Сергеевну, Любу и Андрея объединяет все та же фраза классика "а обмануть меня не сложно, я сам обманываться рад", и потому они философски относятся к жизни, восклицая, как Анна Сергеевна: "Это я во всем виновата, не надо было называть номера облигаций!". И патетически прибавляя: "Бедный мальчик!", едва ли не "Бедный Йорик!".