Первое, что мне пришло в голову после просмотра кинотеатральной версии новых "Трех мушкетеров" — заполнить полторы страницы повторами фразы "у всех есть право на свое видение" и так отправить в редакцию, потом я вовсе решила отказаться от затеи как-либо публично реагировать на этот фильм, ну, а затем еще раз передумала. Допускаю, что второй вариант был самым правильным, но уже поздно.
О том, что прокатная версия фильма создана с помощью перемонтажа многосерийной телевизионной картины было известно заранее. Неизвестно было, что сделано это будет так "в лоб", когда один эпизод непонятно как начинается, затем просто резко обрывается и начинается следующий. Уже взявшись за экранизацию дважды культовых в нашей стране "Трех мушкетеров", авторы не могли не понимать, что их работу будут изучать с истовостью и внимательностью ученых-микробиологов. А понимая это, как же можно было решиться представить на суд публики не самостоятельный фильм, а нарезку более или менее удачных сцен из сериала? Нет, "безумству храбрых" мы песню петь не будем, к сожалению, ибо нет повода.
Но сначала о том, что в картине хорошо. А хороши в ней кастинг и предвкушение выхода многосерийного фильма. Я, как водится, переживала за Атоса и Юрий Чурсин, в которого я верю значительно больше, чем в себя, сделал все от него зависящее, чтобы встать вровень с эталонным графом де Ла Фер в исполнении великолепного Вениамина Борисовича Смехова. Другой вопрос, что зависело от него не так уж много. Но, тем не менее, сохранить ритм своего персонажа, который поступает с общей тканью повествования примерно также как ледокол со льдом, т.е. продавливает, у Чурсина получись. Во мне теплится надежда, что если последовательно подойти к сцене обеда мужа и жены де Ла Фер (не спрашивайте меня, откуда она взялась, просто помните, что "у всех есть право на свое видение", даже если оно полностью уничтожает авторский замысел Дюма-отца), то она отзовется все таки той нотой, которой отзывается тишина угрозы, тишина беды, тишина потери, потому что в том виде, как она есть в почти 2-хчасовом промо-ролике к сериалу, она не отзывается ничем, кроме недоумения.
Точно также простецкая (ну, нет у меня для этого действия другого слова) нарезка уничтожила все величие (как мне мечтается) сцены, в которой лодка с мертвым Бекингемом подходит к берегу, где своего возлюбленного дожидается Анна Австрийская (да-да, у всех по-прежнему есть "право на свое видение", даже, если Александр наш Дюма танцует при этом "джигу-дрыгу" в гробу). Кажется мне, что это должна была быть иллюстрация к очень романтичному и очень благородному поступку со стороны Бекингема — сдержать свое слово и прибыть к даме сердца в назначенный час пусть и с того света. Только в таком случае становится уместной душераздирающая истерика Анны, забывшей приличия и правила, вмиг ставшей обычной женщиной с единственной просьбой - получить хотя бы тело любимого. А что в результате? В результате хочется сказать ровно то же самое, что и притаившийся в тени деревьев, чуть поодаль от королевы, кардинал говорит Рошфору: "идемте отсюда".
И вот теперь главная моя претензия, которую вряд ли удовлетворит многосерийный фильм: речь и манеры героев. Негоже королеве ходить по коридорам дворца подобно хип-хоп диве, ведущей свой танцевальный отряд на батл (плечи, дорогие мои, следите за плечами), не стоит и королю разговаривать руками, будто он чистокровный итальянец, не может и потомственный дворянин умница Атос на фразу своей визави "чтоб ты сдох" ответить "я почти... уже". Всем этим высокородным господам не пристало перенимать повадки простолюдинов. Да, помню я про это чертово "свое видение". Но дело в том, что советская эпоха оставила нам всем в наследство уникальный жанр, который так и назывался "костюмный фильм", т.е. жанр-то не уникальный, но в плавильной печи советской цензуры он все же приобрел свою собственную структуру, образовал свою собственную вселенную, если хотите. И кому, как не Сергею Викторовичу Жигунову, знать законы этой вселенной. Речь не идет об исторической достоверности и пажах для ловли блох, речь идет об идеальном мире с прекрасными и недоступными дамами и благородными рыцарями, которые в роскошных дворцах и на ратном поле совершают подвиги ради великой любви и говорят о ней так, что вызывают зависть поэтов. Знаете, почему больше не случается великих чувств? Потому что люди забыли слова, которыми о них говорят. И новые "Три мушкетера" не помогут их вспомнить, к великому моему сожалению.
Костюмный приключенческий фильм был в свое время единственным дозволенным способом уйти от производственно-бытовой тематики, материализовать какой-то красивый нездешний мир для взрослых, неявную или явную тоску об истребленном дворянстве, о кодексе чести, которого не существовало в реальности, но нам так хотелось в него верить. Это был план побега в мир, пусть утрированный и стилизованный, но более возвышенный, более чистый, более справедливый. Попадая туда, хотя бы в мечтах, зритель стремился становиться лучше, подняться до уровня кино. Но кто-то придумал, что продавать желание стать лучше, коммерчески невыгодно, и вуаля — заигрывания с молодой публикой, с ее ограниченным словарем и уличными замашками, завели костюмное кино в тупик. И если мы хотим сохранить очарование этого жанра, надо вернуться назад и пойти другой дорогой, надо вернуть поэзию в широком ее смысле в кино.
И еще об упомянутой мной фразе "идемте отсюда", я бы не удивилась, даже услышав что-то вроде "сваливаем по-тихому", но ведь можно было подобрать слова, которые бы точнее соответствовали эпохе по стилю. Кстати, будет обидно, если изначально так и было задумано, но потом вмешались какие-нибудь маркетологи с результатами каких-нибудь фокус-групп, что де, не поймет рассчитанная ими ЦА красивый язык, не уразумеет.
O'k, предположим, становясь статистической единицей в рекламном прогнозе, зритель приводится к общему знаменателю и теряет душу, глубину, эмоциональность, привязанности, в общем, все то, что нельзя измерить, допустим, с таким безликим зрителем-кошельком можно вполне поступить и подобным образом — выпустить в прокат покромсанную многосерийку. Но актеров этого проекта уж никак не унифицируешь и не обезличишь, зачем так было поступать с ними? Перед артистами и так стояла непосильная задача — они добровольно сдались на милость суда, где председательствует Его честь Сравнение. И этот судья самый безжалостный из всех возможных, ведь свое первое детище не смог превзойти даже Георгий Юнгвальд-Хилькевич, а вместе с ним и вся съемочная группа. Актеры ввязались в это дело открыто на условиях 10-тисерийного телевизионного фильма, доверили авторам свои имена, которые уже кое-чего стоят на нашем кино. С ними-то так за что?
Хотя, вот тут надо еще раз воздать хвалу за кастинг, потому что на защиту своих коллег и их труда с поистине мушкетерской отвагой встал актер Алексей Макаров, сыгравший Портоса, т.е. буквально реализовал девиз несокрушимой четверки "один за всех!". Это, разумеется, достойно уважения, но, к сожалению, не снимает вопросов к авторам/продюсерам/другим официальным лицам. Защищать актеру приходится не то, в чем он принимал активное участие, а именно сериал, а то, в чем он участия не принимал вовсе, — монтажный фильм.
Обычно люди, которые при мне занудствуют и вопят о том, что в российском кинематографе все плохо, что надежды нет, и несут прочую трагично-желчную чепуху автоматически заносятся мной во враги. И вот теперь вопрос, куда мне отнести тех, кто дает этим людям козыри в руки?
И в заключение о Ринале Мухаметове, т.е. практически о надежде и опоре будущего отечественного кинематографа. Я не совсем иронизирую сейчас, потому что, мне казалось, что сумевший в сцене бессилия перед смертью близких сгустить пространство вокруг себя до вполне осязаемого (роль в картине "Искупление" Александра Прошкина), он может все, и с легкостью сломает об колено не самый сложный и более чем органичный для своего возраста образ Д'Артаньяна. Но не тут-то было. Впрочем, в первой половине фильма все шло более-менее хорошо и предсказуемо. После финала ответить на вопрос, сделал ли актер все от себя зависящее в этой роли или подчинился полностью воле авторов, не представляется возможным по той простой причине, что на экране пронаблюдать рождение, развитие и завершение образа не выйдет. С одинаковой белозубой и несколько растерянной улыбкой он не знает, как взять женщину в начале картины и как вернуть троих своих друзей - в конце. А ведь между этими событиями, кроме участия в скандалах, интригах и расследованиях, он успел потерять любовь всей его тогдашней жизни. Изменения где? Я все же надеюсь, что из телевизионной версии станет понятно, как такое могло произойти. Равно как и продолжаю лелеять мечту о том, что того Джонни, который сделал этот монтаж, больше на пушечный выстрел не подпустят к большому кино.
P.s. Чтоб текст не выглядел совсем уж мрачно, скажу, что мальчишкам 10-11 лет, которые тоже были в это день на сеансе, более чем понравилось увиденное. Хотя, судя по их отзывам, первоисточник они не читали, ну и, разумеется, с классическим фильмом Юнгвальда-Хилькевича не знакомы. По идее, обмануть детей сложней, чем взрослых, не различая деталей, они должны чувствовать настоящее. У меня нет причин не доверять их непосредственности, но и понять, что же такого ценного ускользнуло от моего взгляда, я не могу. Возможно, я слишком взрослая, но мне удалось свою привязанность к картине "Д'Артаньян и три мушкетера", с которой я познакомилась приблизительно в их возрасте, сохранить до сегодняшнего дня. Выдержит ли премьерная лента такую проверку временем? Хотя здесь, я, конечно, некорректна, по-настоящему сравнить эти две работы можно будет лишь, когда они окажутся на одном поле - на телевизионном. Ну, что ж, удачи и веры в чудо нам всем!
Сходите в кино!