Яндекс
ВКонтакте
Facebook
Показ фильма Андрея Богатырева "Иуда" я ждала без всякого преувеличения больше других: очень люблю повесть Леонида Андреева "Иуда Искариот". Я готовилась быть пристрастной и въедливой, а после прошлогодних аншлагов на вечерних показах, надеялась на переаншлаг. Увы, зал был заполнен зрителями примерно на треть. Мне до ужаса жаль, что киевляне упустили потрясающую возможность, увидеть "Иуду" на большом экране. Хотя отчасти такая ситуация подтверждает мое предположение о том, что эта картина будет стоять в стороне от всего, что снимали и снимут еще в это кинодесятилетие. Вернее, если быть честной, сначала это было заочное ощущение, еще только узнав о съемках, я подумала: "Почему сейчас? Они не попадут во время". И они не попали. Во всяком случае, мне приятнее думать, что зрители не пришли, потому что не сочли тему изучения "психологии предательства", причем очень конкретного предательства, да и предательства ли, для себя актуальной. Сочли неактуальной именно тему, а не саму картину.
"Иуду" в Киеве представлял актер Андрей Барило, сыгравший в фильме Иисуса. Это было и очень удачно, так как Андрей — человек весьма обаятельный и не очень удачно, потому что главные вопросы, все равно, были к режиссеру Андрею Богатыреву и сценаристу Всеволоду Бенигсену. Молодые люди несколько, скажем так, фривольно обошлись с текстом Леонида Андреева в некоторых моментах, видимо, сочтя его недостаточно кинематографичным. Хотя оспаривать художественное видение — работа неблагодарная, оспаривать можно только художественные методы, но все равно, хотелось спросить "зачем?" и, получив ответ, возможно, даже согласиться.
И, безусловно, были вопросы к актеру Алексею Шевченкову. Хорошо, не вопросы, просто возникло желание поблагодарить за блестящую работу. Мне показалось, что внутри сценария и повествования авторы метались от одной трактовки образа Иуды к другой и только актер извлекал из этого последовательную и стройную мелодию.
Иуда в начале фильма и в финале - это два разных человека и внутренне и внешне. Вроде бы ничего удивительного, ради этого и создаются художественные произведения, ради начала пути, самого пути и его конца, но к а к он меняется. Как меняет своего героя Алексей. Вор, мошенник, лгун и предатель в глазах современников Иуда пребывает вором, мошенником, лгуном и предателем в веках, а у Андреева, равно как и у Шевченкова, он становится непонятым, недооцененным, очень заблудшим и неверно трактующим суть любви человеком. Ни Андреев, ни Богатырев не дают нам ответ на вопрос, откуда у Иуды такой живой ум? Но именно этот ум его движущая сила, он не чувствует, он размышляет, поэтому прибивается к Фоме, тот тоже размышляет. Иуда анализирует то, что другие чувствуют, и поддает сомнению. Он не в силах понять природу любви, пытается ее подтасовать (он же мошенник): ведь он может быть прекрасен как Иоанн (да-да, может, несмотря на внешность), силен как Петр, вдумчив как Фома, заботлив как Мария, он даже может говорить и проникать в умы толпы как Иисус, отчего же Иуда не любим? Оттого, что он не Иоанн, не Петр, не Фома, не Мария, не Иисус, он не может внушать любовь? Ну, тогда, он должен попробовать полюбить сам. В результате, Иуда изобретает собственную формулу любви, в которой есть и великий дар, и самопожертвование. Да, ужасную формулу! Но в привнесенной сцене в Гефсиманском саду он эту свою любовь преподносит Иисусу и впервые начинает чувствовать себя равным, получая ответ, что свой путь каждый должен пройти до конца.
Выводить в этой сцене крупные планы Иисуса было очень опасно, не подкрепленная Андреевским текстом, она могла стать страшно фальшивой, но она стала просто неоднозначной или, правильнее сказать, многозначной. Думаю, все, благодаря очень удачном выбору Андрея Барило на роль Христа. Тут дело не в личной симпатии, я, как раз, до последнего опасалась, что пересластят образ-то. Но, к счастью, нет, получился мощный человек, добродетельный, да, но не слабый, не ведомый, не фанатично увлеченный своей миссией. Тем не менее, в этой сцене определиться с трактовкой я не могу, что сильнее осознавал Иисус Андрея Барило, что его предают из благих побуждений, и какая судьба уготована "предателю" или то, какая судьба уготована ему самому, о ком сожалел он больше в тот момент? И была ли разочарованность в учениках? Или в себе как в учителе, пробудившем в них недеятельную, очень пассивную любовь?
Показывая учеников, авторы приглушают нелестную оценку, которую получают последователи Назарея у Леонида Николаевича. Вообще выходит, что Андреев вырывает Иуду из канона, а авторы фильма его туда возвращают. Это ключевое различие текста и картины для меня — загадка: "зачем?". Иуда в повести умирает, гордый содеянным и полный мечтаний о том, что он, наконец, будет понят и любим, даже если ему придется разрушить небо. А в фильме он умирает раскаивающимся в другом содеянном, но раскаивающимся, раздавленным осознанием того, что он "все таки плохой человек". А ведь так важно было задать вопрос, что, если 2000 лет именуемый предателем Иуда не так уж виновен, что если упрощенная библейская история украла у людей возможность самим решать, что и кто в той ситуации был добром, а что и кто — злом?
Так уж вышло, что "Иуда" — фильм, на который не было общественного запроса и будет чудовищно несправедливо, если он будет из-за этого недооценен. Слишком мало пока достойных экранизаций, слишком мало картин, вызывающих внутренний спор. Очень надеюсь, что "Иуда" найдет своего неравнодушного зрителя и читателя. Надо задавать вопросы, надо все проверять на подлинность, ведь сейчас так много подделок.
Сходите в кино!
С кинематографическим приветом из Киевской осени
Ляля Берг
