Не скрою, я был в восторге от "Груза 200". Захотелось понять, чем же меня так очаровал цинковый гроб. Потом посмотрел еще раза четыре, почитал рецензии, статьи. Не хочу навязывать свое мнение. Хочу в этот раз понежиться в субъективности, спрятаться за пуленепробиваемую фразу "Я так вижу". Хотя уверен, что такие прятки — это путь в никуда, что существует объективное содержание, что есть поле интерсубъективности, в пределах которого может состояться разговор не только о кино, но и обо всем, но об этом не сейчас. Сейчас дам волю капризу.
"Груз 200" — это образцовый постмодернистский фильм, и подобно другим своим собратьям, "Груз" таит в себе множество параллельных пространств и смысловых пластов. Каждый может увидеть в нем то, что захочет. "Груз 200" — это и кич, и аццтой, и гран-гиньоль, и говно на палочке, и притча о смерти СССР, и история болезни режиссера, и дуля Путину-Иванову, и возрождение жанра чернухи, и эзотерический текст. Фильм упакован мифологическими символами настолько плотно, что киновед сможет настрочить не одну статью, а культуролог даже сочинить диссертацию на его основе.
Можно, конечно, возразить. Можно сказать, что Балабанов — прост как гантель, что в "Грузе 200" нет никакой многосмысленности. Можно даже сослаться на интервью самого Балабанова. Например, такое: "Замысел-то у меня был давно, еще с конца 90-х… И может, впервые в жизни я считаю даже гражданским долгом побороться с этой ностальгией, с этим примирением с советским временем. Парень в фильме говорит про заработки на оленьих шкурах и как спирт пить надо — это пережитое мной в поселке Койда Ненецкого округа". Вот и вся премудрость.
А можно и не возражать, а согласиться со мной.
Во-первых, отношение самого Балабанова к фильму очень противоречиво. Не успев сказать "Б", он забывается и выдает: "Мне интересно само настроение, интересно воссоздать ту эпоху". На вопрос: "Ваше отношение к годам застоя?", отвечает, "Ностальгическое. Молодость там прошла. Я тогда ассистентом режиссера работал в Свердловске..." Вот так вот. Правая рука не знает, то, что делает левое полушарие.
Во-вторых, нужно вернуться к старинной, сакраментальной мысли о том, что художественное произведение, вышедшее из-под пера мастера, начинает жить своей жизнью. Ведь, по сути, ни один автор не является автором в полном смысле этого слова. Любой художник — лишь соавтор, который сидит на куче образов, мифов, приемов, штампов и идей, которую насыпали до него собратья по цеху. А эта куча стоит на пирамиде истории, которую создали предки. Балабанов не изобретал "чернуху", кинокамеру, крупный план, фотоаппарат, не создавал, не разрушал СССР, не написал песню про маленький плот. Каждый фильм, роман, мелодия — это уникальный образный мир. Создавая его, ни один автор в мире никогда не сможет полностью понять, где он начался, и где закончится. Границы любого произведения искусства находятся за линией жизненного горизонта.
Папа, который делает ребенка, не знает генетический механизм зарождения жизни.
Мне кажется, что загадка "Груза 200" не в содержании фильма, а в восприятии его зрителем. Несмотря на свою любовь к фильму, мне понятна и близка точка зрения тех, кто недоумевает по поводу массовой истерики. В частности, некоторые справедливо заметили, что у народа отшибло память, он, верно, не видел кино лет десять, поэтому его стало колбасить от черноватого "Груза 200". Ну что тут такого, в самом деле?
На поверхности лежит якобы очевидный ответ: причиной скандального успеха "Груза" была антиреклама, благодаря которой фильм нашел "несвоего" зрителя. Массовый зритель, быть может, не видел сравнительно недавние "Необратимость" Ноэ, "Заводной апельсин" Кубрика, "Хрусталев, Машину" Германа, "Танцующую в темноте" Триера, "Окраину" Луцика, а уж тем более "Сало, или 100 дней Содома" Пазолини, каждый из которых свирепее, кровожаднее и циничнее, чем "Груз".
Уж как-то сразу, словно по команде с показной брезгливостью об этом фильме рассказали в блоке новостей "НТВ", "Культура" и "РТР". В результате "Груз 200", благодаря ажиотажу, добрался таки до массового зрителя. Я не сомневаюсь ни секунды, что, если бы в широкий прокат пошел "Хрусталев" или "Окраина", то воплей было бы не меньше. Но время было другое. В 1990-е не было ни проката, ни огромных отделов CD в каждом супермаркете, ни Интернета в каждой московской квартире.
Тут видна твердая рука продюсера Сельянова. Еще до окончания съемок фильм потянул за собой шлейф скандалов. Балабанов, собравший в "Жмурках" дрим-тим из актеров отечественного кино, терял одного актера за другим. Отказался играть Евгений Миронов, под которого Балабанов специально написал роль капитана Журова, Маковецкий тоже отказался и добавил: "Я не советую тебе этот фильм снимать!". Как сейчас только выяснилось, Никита Михалков, снимая Маковецкого в "12", сразу предупредил, что тому придется на время отказаться от других проектов.
Уже первые апрельские репортажи о новом фильме, мелькавшие на Рамблере, напоминали сводки с места теракта. Журналисты спешили в кинотеатр "Октябрь" на закрытый пресс-показ киноленты, которая впервые после долгого перерыва должна якобы лечь "на полку". В середине сеанса во время закрытого просмотра из зала избранная публика выбегала пачками. В июне после Кинотавра "Груз 200" свалился на головы кинозрителей, вызвав среди них волну гнева.
Характерно, что критика приняла фильм, если не восторженно, то довольно одобрительно. Роман Волобуев писал: "Груз 200" на сегодня лучший фильм Балабанова". Андрей Плахов: "Пожалуй, у нас давно не было ленты, которая бы так заставляла задуматься: что есть Россия". Дмитрий Быков: "Груз" — фильм выдающийся: возможно, главное кино года". На Кинотавре вообще случился скандал. Часть критиков направила в адрес Правления Гильдии письмо, в котором говорилось о подтасовке результатов голосования при вручении премии кинокритиков "Белый слон". Речь шла о том, что по итогам голосования простым большинством голосов победил "Груз-200", но на церемонии закрытия Гильдия неожиданно объявила вместо одного победителя двух и вручила два "Белых слона" картинам "Груз 200" и "Простые вещи" Попогребского. Такой кульбит случился якобы из-за нажима, оказанного Агентством по культуре и кинематографии, которое финансировало фильм. Когда Швыдкой увидел фильм, он стал крутить педали в другую сторону, стараясь загладить неприятные последствия.
Но, это все-таки все не то. Массовый зритель не видел Пазолини, но!
1) Должен же он помнить, черт подери, беспрерывную вереницу перестроечной чернухи?
2) Почему он пускает пузыри от аналогов в голливудском кино? Посмотрите отстраненно, рационально на "Криминальное чтиво" Тарантино, где цинизма и скабреза больше, чем в "Грузе". Там тоже имеют в задний проход босса мафии, возят трупы на заднем сиденье, мочат на ринге и на очке. Я, видит Бог, ничего не имею против Тарантино, но вот, что касается "Груза" понимаю: тут дело не в трупах, не в изнасиловании, не в выстрелах в голову. А в чем?
Самый поверхностный, бесхитростный смысловой пласт фильма - обличительный памфлет против СССР. Режиссер пишет портрет эпохи, используя исключительно черные краски. Тем самым, он поднимает волну негодования среди "патриотов", которые обвиняют его в жульничестве, и вызывает одобрительные ухмылки среди "либералов". И те, и другие совершенно напрасно ищут в фильме историческую правду или кривду. Очевидно, что никакой это не памфлет. Ясно, что Балабанов не будет без задней мысли разрывать могилу, вытаскивать труп, чтобы прилюдно его четвертовать. Все уже это было.
Прощание с Советским Союзом в кино уже случилось в эпоху перестройки. Сначала в "Маленькой Вере", "Игле", "Меня зовут Арлекино", "Ворах в законе", "Ассе", где за обличительным пафосом еще лучилась надежда. Потом в 1991-1994 годах, уже без пафоса, пришла безнадежность. Тогда на экраны вышли самые упаднические фильмы в истории российского кино. Авангардный декаданс "Дюба-дюба", "Макаров", "Астенический синдром" мирно плавали в клоаке вместе с мрачным мейнстримом: "Дураками умирающими по Пятницам", "Исполнительницами приговора" и "Тремя днями вне закона". Даже Эльдар Рязанов откликнулся по обыкновению на зов времени печалью "Небес обетованных" и слякотью "Предсказания". Многие элементы "Груза 200" были представлены чуть ли не в каждом втором фильме начала 90-х: Милицейский произвол, немигающий цинизм молодежи, изнасилования, убийства, похищения, хождение героя по кругам ада и, как награда, забвение смерти.
Вот, что я скажу. Вопрос об исторической правде — вообще здесь бессмыслен. Здесь все — правда, и все — ложь. С одной стороны, режиссер любовно лорнирует фрагменты времени: металлургические гиганты, дискотеки в забытых церквях, портреты Гагарина на засаленных обоях под мелодии Юрия Лозы, Кино и Ариеля. Даже мутная пленка призвана усилить налет ветхости, и, соответственно, правдоподобности.
С другой стороны в картине — много предметных и сюжетных неувязок: Алая футболка с надписью "СССР", "местный арендатор", "тусовка" — признаки чуть более позднего времени, а отнюдь не 1984-го. Нет сомнения, что группа милиционеров может сподобиться на бесчисленные злодеяния. Блюстители порядка могут убить и 5, и 25 невинных граждан, зарыть трупы на опушке леса, но и один милиционер-маньяк — раритет, а уж четыре маньяка в одном отделении милиции — слишком жирно. Тащить цинковый гроб в квартиру начальника, не задаваясь несложными вопросами, они не будут. Не будут не по добродетели своей, а в силу здорового в медицинском смысле образа мышления. Четыре филателиста-маньяка — возможно, но четыре маньяка-силовика — никогда. Сомнительно и то, что девица в лапах у садиста не издала ни звука, проезжая в коляске мотоцикла по улицам населенного пункта, не попыталась подтащить кровать к окну, не разбила стекло. Ну, да ладно. Это все - мелочи жизни, вполне простительные для кино.
Другое дело — атмосфера абсурда и болезненного уныния, в которую, согласно автору, была окутана позднесоветская жизнь. Ненавистники Балабанова вменяют ему в вину то, что он перенес химеры своего подсознания в плоскость исторической жизни, выдавая их за правду-матку...
Ясно, что фильм не о 1984-м, а о 2007-м. И не только о 2007-м...
Есть и иной смысловой пласт фильма — антиутопия. Почти каждый третий рецензент фильма это отмечал. Мол, Балабанов метит в 1984-ый, а попадает в 2007-ой. Да и сам он щедро рассыпает подсказки по фильму:
1) 1984-ый — это ведь название романа-антиутопии Оруэлла и год пика самоубийств за всю историю СССР.
2) В жаркой полемике между арендатором, и преподавателем научного атеизма упоминается другая антиутопия — "Город Солнца" Кампанеллы.
3) Образ милиционера-маньяка перекликается с образами современных "оборотней в погонах"
4) Менты из "Груза" расправляются с несогласными люмпенами также красиво и грациозно, как ОМОН с зачуханным маршем "несогласных".
5) Вчерашние научные атеисты, которые еще вчера доказывали с пеной у рта, что Бога нет, первыми уходят в православие.
6) Сюжет фильма является, чуть ли не продолжением телерепортажей НТВ о маньяках, серийных убийцах.
Все это призвано вызывать у зрителя реакцию "Ба! Да, это же все у нас и сейчас продолжается!". Режиссер настойчиво перекидывает мостики между прошлым и настоящим. Между 1984-м и 2007-м. Для этого он изящно переплетает разновекторные визуальный и музыкальный ряд, ворует у памяти зрителя образы ушедшего счастья и подсовывает вместо образов зеленеющий труп. "Маленький плот, говорите, как бы не так! Ваш Советский Союз — кусок гнилого мяса!". Таким образом, он расправляется с ностальгией, а вместе с ней и с новой державностью, которая этой ностальгией питается.
Время Путина, постельцинская Россия выросли из "Старых Песен о Главном" из державной ностальгии, из тоски по советскому былому. Сейчас эта ностальгия переродилась в великодержавный шик, являя себя в тысячах светозарных обликов: в Гимне Александрова, ледовых дворцах, маршах Наших, вакуумных бомбах, съездах Партии, мочилове в туалете, Ледоколах на Полюсе, небоскребах в Москва-Сити, яйцах Фаберже в Куршавеле, алых Феррари на Рублевке, зимней Олимпиаде в знойном Сочи, и полонии в чашке чая. В винегрете этих явлений сегодняшняя Россия стремительно приближается к абсурдистике романов Сорокина, где купеческий размах мирно уживается с беспощадностью государственной машины, где Пуришкевич, грозит кулаком дворнику-татарину, по пути из ресторана "Яр" на Сретенку к своей любовнице Целиковской.
Так и подмывает сказать, что население ропщет, а интеллектуалы уходят в антиутопию, в эзопов язык. Отсюда 1984-ой у Балабанова, а 2028-ой у Сорокина. Но такая оценка тоже была бы упрощением. На самом деле, с одной стороны интеллектуалы крутят дулю Путину, а другой сами попадают под очарование советской и державной мифологии. Да и население тоже вроде не против "Небесной Руси". Вот посмотрите. "Жмурки" того же Балабанова и "Изображая жертву" — два фильма по настроению, стилистике плотно примыкающие к "Грузу 200". В этих фильмах пародируются 90-е. В "Жмурках" дискредитируется бандитская романтика этой эпохи, а в "Изображая жертву" в знаменитом монологе следователь выносит приговор индивидуалистической идеологии. И никто, никто не вступился за либеральные 90-е. Фильмы ругают за другое. Никто не пытался доказать, что Балабанов и Серебренников клевещут на демократическую Россию Ельцина.
В любом случае, я хочу поблагодарить Балабанова. Фильм перерастает рамки обличительного памфлета и выходит на уровень исследования метафизики национального Бытия, как впрочем, и "Остров" Лунгина, "12" Михалкова. Естественно, что дискуссия такого уровня будоражит самые разные слои населения. Россия сразу же встрепенулась и откликнулась на "Зов Истории". Одни восприняли эти фильмы на ура. Для других будирование исторической дискуссии – неприемлемо в принципе. Неважно, какую позицию занимает автор: Михалков, Лунгин, Балабанов. "Другие" понимают, что умолчание – есть сохранение выгодного для них статус-кво, а разговор — шаг к изменению, к переосмыслению доктрины буржуазного либерализма. Поэтому стараются атаковать источник угрозы. Но те, кто хочет молчать и смотреть Голливудский отстой, скоро заплачут.
Но в принципе 1984-ой, 2007-ой, антиутопия, антиностальгия - ерунда. Все это есть, но не главное. В фильме есть кое-что поважней.
Массовая истерика в отношении "Груза 200" обусловлена все-таки не его политическими аллюзиями, тем более что многие просто их не увидели, а те, кто увидел, остаются абсолютно к ним безучастны. Для большинства что белые, что красные, что СССР, что перестройка — пустые звуки. Да и стебалово вперемежку с трупами — тут ни при чем. Все это есть в десятках похожих фильмов. Тем не менее, "Груз 200" вызывает отторжение, неприятие, протест. Что-то непонятное, неизрекаемое, чужое таится за кадром. Что?
..."Груз 200" ломает об коленку законы драматургии, а, самое главное, установки человеческого мировосприятия. Законы кино, законы жизни требуют преодоления Зла, выхода из сложившейся ситуации. В отличие от "Жмурок" "Криминальных чтив", где есть место просвету, надежде и добру "Груз 200" — абсолютный тупик. Каменный короб. Ситуация по ходу фильма ухудшается с каждой минутой, выпивка в туалетной кабинке, пьянка, изнасилование бутылкой, похищение, убийство вьетнамца, расстрел арендатора-утописта, труп десантника, изнасилование героини люмпеном, убийство люмпена, убийство капитана Журова. Не случайно, Антонина расстреляв капитана, оставляет героиню в наручниках, прикованной к кровати. Ни намека на лучший исход. Зрители в смятении, они кричат в бессильной злобе, нападают на атрибуты фильма, обвиняют его в клевете, призывают отправить режиссера в психушку, категорически не советуют фильм смотреть, но не в силах выразить причину своей тревоги. Послание этого шедевра они читают только на подсознательном уровне.
Вот это послание: "Груз 200" разоблачает миф "Все будет хорошо" и тыкает пальцем в правду: "Все будет плохо". Безнадежность определяет атмосферу фильма. Безнадежность определяет нашу жизнь. Простая как пустота правда, заключается в том, что через 30 лет зрители фильма состарятся, увянут, потускнуют. Воспоминания о "Нынешнем" щемящей мелодией зазвучат в "Грядущем". "Нынешнее" каждого зрителя — несравненно лучше, чем "Будущее через 30 лет", а "Будущее через 30 лет", лучше, чем "Будущее через 60". Через 80 лет нас всех ждет смерть — "Груз 200" .
Алексей Балабанов, режиссер: "Мне один известный, очень православный человек позвонил и сказал, что я совершил духовный и гражданский подвиг, и мне еще от Господа при этой жизни воздастся".