18-й Открытый российский кинофестиваль "Кинотавр" довольно самоиронично начал с очередного "национального блокбастера". "Глянец" вроде бы многим напоминает стойкое "общенародное" мнение о самом "Кинотавре" как о "гнезде разврата" и очаге "сладкой жизни". Вроде бы даже факт знакомства именно здесь режиссера Андрея Кончаловского с последней женой, играющей в фильме главную роль, это подтверждает. Однако фестивалю хватило самоиронии, потому что на нем все равно есть кое-что, отсутствующее в фильме.
Живое начало дает из года в год взаимный контакт с меняющимся миром, иначе бы все это дело давно осталось в прошлом, как "Глянец". Тонкость фестивальных материй с затакта предполагает свободу многих разных людей и событий, способных благодаря ей порой достигать редкой изобретательности, непредсказуемости, иначе бы "Кинотавр", как тот же "Глянец", существовал действительно только в газетах. Вот этих двух вещей, живости и тонкости, болезненно не хватает фильму открытия, рассказавшему про еще одну Бекки Шарп, девицу Розмари, "Куколку" Элиа Казана, только на 30 лет позже Марии Браун, самой из них симпатичной, и в 30 раз примитивней, чем у Фассбиндера.
Хорошенькая женщина хотела красивой жизни и добилась ее. Правда, была она нищей швеей в Ростове, но мир не без добрых людей. Один швырнул на асфальт пачку долларов — доехать до Москвы, другая объяснила, что почем, третий взял на работу, выйти на подиум помог "счастливый случай", земляк помог с другой работой, ну и, наконец, свершилась история с миллионом, мечта любой Золушки. Эта сказка должна послужить стержнем "эпического полотна" обо всей нынешней жизни, антиутопии от бедлама до анекдота и, надо сказать, режиссерского ремесла Кончаловский пока не утратил. Жуткие нищие ростовские бараки с беззубыми алкоголиками, дальше Москва и заграница с всеобщей подлостью и продажностью, белые яхты, пьющие олигархи, альфонсы, депутаты, медиа-лица на модных дефиле, фуршетах и в телевизоре, виллы на Рублевке, а за каждой дверью — громилы с ампутированным мозгом из того же Ростова и соседних областей — все это внятные глянцевые коллажи в "молодежном" стиле.
К сожалению, идея, что "советский гламур" фальшив, потому что держится прямо на жутких бандитах, "быкующих" и пытающих паяльником, а больше ни на чем, тоже выглядит фальшивой, потому что сама держится только на уровне газетных публикаций. "Ой, вы читали Минкина в "Экспресс-газете?" — "Сенсация-сенсация". В таком плоском изображении многие "линии" фильма просто оказываются лишними, актеры плохо играют, включая вполне профессиональных Ирину Розанову, Алексея Серебрякова, а молодая публика начинает перечислять сплошные экранные "косяки", фактические и психологические. Мобильник без спутниковой связи на высоте 10000 м, то же — с интернетом. Педикюр, который главной редакторше делают прямо на редколлегии, бесконечный крик, истерия, "гуляй-поле" 1990-х в той среде, которая давно уже так себя не ведет, плюс излишний продакт-плэйсмент. В "блокбастере" слишком много "национальных" черт. "Человек-паук" без спецэффектов, "Пираты…" без Джонни Деппа…
Тем не менее, многое, почти все можно было бы простить, понять как "буффонаду", "балаган", если б в итоге фильм вырулил хоть на какую-то свою индивидуальность. Однако всего две сцены являются ей пределом. "Богоборческий" монолог Александра Домогарова под звездным небом да упавшие с неба сны Юлии Высоцкой про маму и арбуз. Олигарху, видимо, позволительно неделями не просыхать между Бомбеем и Пекином, но в бога не верить сегодня немодно, разве Кончаловский не в курсе? Яркой женской индивидуальности тоже, видимо, позволительно содержаться лишь в том, что однажды в детстве мама сильно обидела, но сны и сновидения вышли из моды еще во времена Параджанова и Тарковского — с ними-то режиссёр был знаком. В общем, оба "личных" эпизода одновременно являются апофеозом дикой киношной пошлости, а ближе к концу фильм даже перестает справляться со своим сюжетом…
Выяснять отношения с женой уже пора за пределами экрана, хотя, конечно, трудно простить хорошенькой женщине, что она на 35 лет моложе.