Если участие "Алекснадры" Сокурова в главном конкурсе Каннского фестиваля было запланировано, а приглашение "Изгнания" Звягинцева – весьма вероятно, то появление "Неосторожности" Александра Кугеля в списке 16 фильмов, претендующих на престижный приз конкурса киношкол Cinefondation, можно считать сенсацией. Двадцатилетний студент ВГИКа Александр Кугель — автор 7 короткометражных лент. Восьмой, дипломной, картиной должна стать экранизация рассказа Франца Кафки. В эксклюзивном интервью Александр Кугель рассказывает о "Неосторожности" и размышляет о современном кино.
Мария Бейкер: Александр, расскажите, пожалуйста, об учебе во ВГИКе и о ваших мастерах.
Александр Кугель: Я поступил во ВГИК в 2003 году в мастерскую Сергея Валентиновича Мирошниченко. У нас очень интересная мастерская — вообще-то это мастерская документальная, но с самого начала у Мирошниченко был настрой на многостаночность. Например, мы два года изучали актерское мастерство, чего, в принципе, не бывает в документальных мастерских. У нас были замечательные преподаватели — Кавун, Фенченко... Вообще вся наша мастерская была нацелена на поиск киноязыка, то есть не просто на поиск сюжетов или острых проблем, но и на нахождение особого языка, изображения, соединения изображений. Мы очень много вермени этому уделяли. Делали бесконечное количество этюдов — сценических и кинематографических.
К 20 годам вы успели снять 7 фильмов — совершенно невероятная продуктивность! Значит ли это, что Сергей Мирошниченко с первого дня обучения поощряет авторскую инициативу?
Во ВГИКе в советские времена, да и в последнее время тоже, многие старые мастера следуют традиции, что давать камеру студенту можно только на третьем курсе. А Мирошниченко был настроен на то, чтобы давать камеру на первой неделе! Безусловно, я сейчас никому не покажу, да и сам не смотрю то, что мы там снимали в первые недели внутри института, но я считаю, что это очень важно. Возникает привычка общения с камерой. Я-то еще и раньше брал камеру в руки, а многие у нас вообще первый раз в жизни ее видели.
А у вас был доступ к камере, потому что семья кинематографическая или просто потому с детства хотелось кино снимать?
Нет, семья у меня абсолютно не кинематографическая — папа физик, а мама математик. А снимать я хотел, но не очень был уверен, что меня для этого достаточно. Я никогда не стремился реализовать что-то несбыточное. То есть, когда мне было лет 15, я понимал, что если у меня нет навыков и профессионализма, то лучше не претендовать. Но потом я стал больше смотреть, больше читать и как-то старался думать в этом направлении и, мне кажется, вполне подготовился к поступлению.
Какие режиссеры оказали на вас влияние?
Стенли Кубрик. Некоторые его фильмы смотрю по многу раз. Ларс фон Триер, безусловно. Из отечественного кино — некоторые фильмы Тарковского повлияли и произвели гигантское впечатление. А вот где-то неделю назад я по телевизору в четвертый раз посмотрел фильм Киры Муратовой «Настройщик». Мне кажется, это совершенно гениальный фильм... Еще, с точки зрения изображения и работы с изображением, мне очень нравится Гас ван Сэнт, который кстати тоже будет в Каннах в этом году...Очень на меня повлиял фильм Сокурова "Русский ковчег". Фильмы Вима Вендерса. А еще, конечно, работа театральных режиссеров. Я видел практически все спектакли в театре Васильева, начиная с 2002 года. Видел весь репертуар театра Виктюка. В принципе, я считаю, что в последнее время в России в театре происходят значительно более интересные вещи, чем в кино. Больше фантазии, больше профессионализма, больше таланта. Речь идет не только о лабораторных спектаклях, но и о массовых. А уж лабораторные спектакли, такое поле для эксперимента, в Москве, мне кажется, очень сильно развиты. В кино сейчас с экспериментами тяжело...
Как вы считаете, актуально ли сегодня деление кинематографа на «документальный» и «художественный» — или это всего лишь условность, дань традиции?
Я, честно говоря, никогда не видел особой грани и никогда не делал "чисто документальных" фильмов или "чисто игровых". Это очень искусственное разделение. Сейчас документальное кино больше уходит в телевидение, и получается такое закадровое повествование с элементами хроники. Сейчас даже и интервью перестали брать в документальном кино. Получаются такие не очень сильные, зачитанные вслух очерки с положенным на них видео-рядом, где этот видео-ряд даже и не особенно важен... Но, безусловно, есть и гениальные документалисты. Например, Виктор Косаковский. По моему мнению, единственное отличие документального кино заключается в том, что оно использует жизненный материал и средства, тоже целиком взятые из жизни. То есть у того же Косаковского могут быть постановки, но при этом все действующие лица — не актеры, а реальные персонажи. Вообще это разделение на "документальность" и "художественность" — очень интересная вещь. Мне кажется, что игровое кино сейчас больше стремится к анимации.
Ваш фильм "Неосторожность" — художественный или документальный?
Фильм "Неосторожность" — это просто фильм. Там есть и документальные, и игровые элементы. Это фильм о борьбе осторожности с неосторожностью. Я рассматриваю это понятие применительно, так скажем, к моменту принятия решений, выбора, к моменту риска. Главная героиня фильма воплощает последовательную, "материализованную" неосторожность, а герой в каких-то ситуациях осторожен, а в каких-то нет. А сюжет картины такой: газета проводит социологическую акцию, и герой фильма совершенно случайно попал в выборку, по которой будут судить о "среднем человеке". И вот герой, в качестве среднего человека, приходит к редактору, готовый к тому, чтобы отдать себя на растерзание, но редактор совершенно не заинтересован во взаимодействии с этим человеком. Он говорит: "Напиши сам про себя все что хочешь — сам придумай все вопросы и ответь на них!". И в итоге этот человек очень увлекается поставленной задачей. И в этом есть какая-то неосторожность. В процессе этой акции он начинает понимать себя лучше, чем раньше. До этого он был не интересен ни себе, ни окружающим, и вдруг начинает намного лучше понимать себя. В этом и заключается неосторожность, хотя финал фильма я, конечно, рассказывать не буду!
Вы сами написали сценарий?
Да, в данном случае это мой сценарий. Единственная вставная часть — это стихотворение Бальмонта "Я мечтою ловил уходящие тени". Я вообще всегда стараюсь, даже если использую не собственный сценарий, а чье-то произведение, адаптировать его так, чтобы там как можно меньше осталось не моего. Я с оригинальным текстом очень сильно воюю.
Каков был бюджет картины? И как Вам вообще удается, будучи студентом, доставать деньги на проекты, тем более, что вы снимаете на пленку?
Во ВГИКе сохранились остатки социалистической системы, которая состоит в том, что бюджетным студентам, к которым я принадлежу, пленка и техника предоставляются бесплатно. Поскольку у ВГИКа есть своя студия — все это находится на территории института и студии Горького, то и самому ВГИКу это обходится не дорого. Таким образом, бюджет фильма получается крайне маленьким — не больше 10 тысяч долларов. Конечно, если бы мы это делали в коммерческих условиях, то это бы стоило жутко дорого — одна проявка пленки чего стоит! Поэтому в западных киношколах сейчас снимают, в основном, на видео или на цифру. Но ведь пленка — это далеко не просто материал, это — способ мышления, способ выразительности. Для меня кино непосредственно связано с пленкой. Сегодня даже фильмы, снятые на видео, стараются снимать как-будто это пленка, или снимают на видео, а потом переводят на пленку, как делает Ларс фон Триер. А короткометражные фильмы в последнее время, в основном, снимаются на видео и, если это делает не очень опытный режиссер, то это дает слишком много свободы, которая для кинопроцесса не очень полезна.
Главная роль в фильме была написана для актера театра Виктюка Дмитрия Бозина, а как Вы нашли героиню?
Насчет Бозина я был уверен сразу, насчет героини — нет. У нас было три варианта, но когда Анна Кузминская пришла на пробы, я понял, что она просто идеально подходит на эту роль. Анна заканчивает актерское отделение ВГИКа, она участвовала в наших постановках в мастерской, снимается в кино и на ТВ. Мне кажется, она очень талантливая актриса.
Александр, когда Вы узнали, что "Неосторожность" отобрана в конкурс Cinefondation?
Я послал фильм в Канны, как только они объявили прием заявок, в сентябре прошлого года, кажется, и, честно говоря, даже забыл про это. Потому что с момента, когда я послал фильм до того дня, когда мне позвонили из Канн, прошло больше полугода. В начале апреля мне позвонили на мобильный и сказали, что вот все хорошо, фильм в конкурсе. Я немножко удивился. Вернее, очень сильно удивился! Обрадовался, удивился. Себя внутренне похвалил и их тоже. Потом, правда, надо было решать множество организационных вопросов — чтобы послать туда пленку, чтобы они там сделали субтитры, бумажек кучу надо было подписывать во ВГИКе... Много было суеты... Но вот сейчас я немножко выхожу из этого состояния, начинаю думать. Надо вот смокинг где-то брать. А то они требуют, а у меня нет.
Приглашение на Каннский фестиваль всегда огромная честь, а уж в этом юбилейном году – шанс показать свой фильм в Канне, я думаю, должен казаться исключительной привилегией?
Вообще-то я не считаю, что любой фестиваль — это показатель качества. Скорее, показатель успеха, а не качества. Но Каннский фестиваль у меня всегда ассоциировался именно с качеством. Потому что тенденции, которые возникале в кинематографе, рождались именно в Каннах. Тот же Тарантино: вообще весь этот постмодернистский синдром появился после того, как Тарантино показал в Каннах "Криминальное чтиво". Или Ларс фон Триер. И Гас ван Сэнт — когда он получил приз за "Слона", ему очень многие стали подражать... За Каннским фестивалем всегда очень интересно следить, потому что фильмы там не просто конъюнктурные или успешные, а именно качественные и экспериментальные. Так что, думаю, я там скучать не буду! Там в день десять показов, я постараюсь, по крайней мере, на восемь из них ходить.