Серебряков Алексей интервью

Артист должен давать интервью тогда, когда у него нет работы

Алексей, нам с большим трудом удалось договориться с Вами об интервью - вы их принципиально не даете. Почему?

Артист должен давать интервью тогда, когда у него нет работы. Тогда он должен пускаться во все тяжкие, чтобы привлечь к себе внимание, потому что другого пути у него нет. А если ты даешь интервью и фотографируешься на обложки журналов, при этом ничего не сделав в кино или в театре, то постепенно становишься привычным атрибутом светской хроники. Существует много режиссеров и продюсеров, которым все равно кого снимать, артистов или не артистов, лишь бы была "медийность" - раскрученная фамилия или лицо. Я же считаю, что актер не должен становиться для зрителя просто известной фамилией - это лишает его возможности быть разнообразным на экране и в театре. Зритель привыкает, что актер-бренд имеет такие-то качества, и когда он вдруг появляется в новом образе, зрителю тяжело это воспринимать. Кроме того, давать интервью мне попросту неинтересно, я себя чувствую в этой ситуации неловко. Раньше, для того чтобы дать интервью, я выпивал рюмочку водки и чего-то такое болтал. Сейчас у меня много работы, в интервью нет необходимости, и я могу позволить себе не заниматься тем, что мне неинтересно.

Большинство зрителей сходятся в одном: артист Серебряков - это воплощение мужественности. В то же время существует мнение, что актер по сути своей - это профессия женская, в ней много женского начала - желание понравиться, произвести впечатление. Что Вы об этом думаете?

Артист выступает в качестве производителя роли в кино - продукта, который должен быть потребляем огромным количеством населения. Он должен нравиться, и это, без сомнения, в большей степени женское начало. Артист безумно зависим практически от всех в кинопроизводстве, начиная от гримеров и костюмеров и заканчивая продюсерами, которые предлагают работу, платят, и в связи с этим считают, что они больше и лучше знают в профессии. Зависимость - тоже не мужское качество. Если же говорить об искусстве, то его давно уже почти не осталось, в силу того, что оно превращается в индустрию. Когда люди хотят зарабатывать на искусстве большие деньги, то искусство перестает быть искусством. Так произошло с цирком, так происходит с театром, так произошло с кино, так произошло с телевидением. По привычке мы говорим про себя, что мы люди искусства, но к искусству это уже не имеет никакого отношения.

А где та грань, за которой искусство превращается в индустрию и перестает быть искусством?

Искусство получается, когда человек-художник производит то, чего не производить не может, когда им руководит серьезная внутренняя потребность, и он должен выплеснуть из себя свое творение, не задумываясь, нужно это кому-то, и станут ли за это платить. А сейчас все движимы одной целью - заработать деньги. Это ментально произошло за последние 15-20 лет со всей нацией. Система ценностей сместилась, и люди стали все мерить деньгами. Поэтому мы считаем, что Бэкхем - это велико и значимо, мерим балет по Волочковой, оперное искусство по Баскову, а кино по "Ночному дозору".

Можно ли сказать, что Вы все-таки пытаетесь по мере сил и возможностей оставаться верным искусству? Взять, например, "Антикиллер 2". Это абсолютно коммерческий продукт, но у вас там очень яркая роль.

Я воспитан общением с такими людьми, как Михаил Александрович Ульянов или Игорь Ледогоров. И даже если я принимаю участие в том, что не могу назвать искусством, я все-таки пытаюсь отстаивать свою точку зрения, пытаюсь не становиться товаром, а оставаться создателем своего образа, художником. Когда я получил сценарий, то сразу решил, что не буду делать ходячую конструкцию монстра. В американском кино есть обязательно хороший герой, и есть плохой. Плохой - однозначно плохой во всех отношениях и иным быть не может, потому что нельзя обманывать зрителей. И в сценарии был именно такой однозначно плохой герой, который ходил и буквально всем резал головы. И я понимал, что не хочу делать этого героя простым, хочу вытащить его человеческую конструкцию. Сценарий такого повода не давал, и я стал общаться с режиссером, убеждать его, раскачивать этот маятник. Я говорил: "Егор, ну зачем ему резать горло, если у него восемь человек подчиненных? Почему он должен сам убивать? Пусть отдаст приказ: "Успокой его." Егор говорил: "Да. Скажи: "Успокой его". Так по мелочи, где-то уговорами, где-то хитростью, я лепил этот образ по-своему. Но кроме таких ролей, в которых приходилось подстраиваться под материал, было много ролей в так называемом "авторском" кино. Есть большое количество фильмов, за которые мне не стыдно и которые я собираюсь показывать своим детям, чтобы объяснить им, чем я занимаюсь. К сожалению, большинство этих фильмов никто не знает. Из тех, что вышли на видео, я могу назвать фильм "Серп и молот", который девять лет пролежал на полке и буквально два года назад был выпущен на видео, по дружбе, в разряде "Другое кино". Есть картины, судьба которых мне вообще не известна. Например, "Высшая мера" - я вообще не знаю, что произошло с фильмом. Продюсера убили, где исходные материалы никто не знает. К сожалению, когда мы рожаем детей, мы не можем гарантировать им счастливой и благополучной жизни. Точно также и фильмы. Была замечательная французская картина "Ты Иван, я Абрам", в которой снималась целая плеяда замечательных русских артистов. Чудесная картина, которая получила Гран-при Московского Международного кинофестиваля, но что поделаешь, если государство не купило ее для проката или хотя бы для показа по телевидению. Вместо того чтобы декларировать, что наши артисты не хуже, а лучше, вместо того, чтобы организовывать собственное пространство, мы приучили народ любить Американских звезд. У нас даже дети играют в Шварценеггеров и Ван Даммов.

К слову о Ван Дамме. Один из самых известных Ваших фильмов "Фанат" связан с боевыми искусствами. Вы чем-то занимались?

Нет, я не занимался боевыми искусствами, но три года репетировал у Романа Виктюка сложный, пластический спектакль, привел себя в хорошую физическую форму и мог делать в кадре все, что требовалось. И было бы даже обидно не использовать это и не продать, тем более за большие деньги. Гонорар за ту роль составлял десять моих годовых окладов.

Эту роль можно отнести к категории искусства?

"Фанат" - двадцать пятая картина в моей биографии. Не понятно, почему она стала такой успешной. Я этого успеха не ожидал. Видимо ее очень правильно позиционировали на товарном рынке. Я снялся в ней, потому что понимал - рано или поздно мы окажемся в ситуации, когда нам понадобится индустрия. Когда у тебя большая фабрика по производству мебели, большой товарооборот, миллионные прибыли, ты имеешь возможность устроить маленький цех, в котором несколько человек будут думать не о мебели, а о свойствах материалов и новых способах компоновки. Киноиндустрия необходима, чтобы могло существовать искусство - убыточное авторское кино. И я понимал, что этот фильм "на потребу" будет закладывать киноиндустрию в России. Но я же не снялся в "Фанат 2", хотя мне в прямом смысле предлагали чемодан денег.

Почему?

Я был готов к продолжению. Выходя во двор на улице Бориса Галушкина, я видел детей, которые пихали друг друга ногами и кричали: "Я Фанат. Я Фанат." Дети играли в меня, в моего персонажа. Я подумал, что стал героем только потому, что хорошо дрался ногами и захотел, чтобы "Фанат-2" вытащил какую-то человеческую категорию, показал, что мой герой - боец не потому, что у него кулаки хорошо работают, а потому, что он готов отстаивать какую-то систему человеческих ценностей. Чтобы дети, уж коли, они в это играют, играли с моральных позиций. Ведь когда мы в детстве играли в войну, играли в молодогвардейцев, мы ориентировались на мужество, на стойкость в защите своих идеалов. Пусть даже сейчас говорят, что все это был пропагандистский миф, мы играли в это искренне. Моя просьба к продюсерам заключалась в том, чтобы сценарий "Фаната-2" отвечал этим требованиям. Но один из продюсеров решил, что он писатель, написал сценарий сам и приехал с чемоданом денег меня уговаривать. Я сказал: "Нет, извини, в этом сценарии я сниматься не буду." Литературные амбиции продюсера пересилили, и "Фанат 2" сняли по его сценарию. Сюжет был совершенно бредовый, и картина успеха первого фильма не повторила.

В начале мы говорили о том, что в профессии актера много женского. Сейчас мы говорим о стойкости в защите своих идеалов, а это качество в большей степени мужское. Для того чтобы артист воспринимался на экране мужественным, он должен быть действительно стойким или достаточно актерской игры?

Артист исполняет роли. Убедителен он или нет, не зависит от его внутренних качеств. Это связано только с внешностью, с возможностью выдавать энергию, с таким свойством, как заразительность. Всем известно, что гомосексуалист Жан Марэ замечательно играл мужчин, фехтовальщиков, страстных любовников, и ни у кого никогда не возникало мысли, что он исповедует территорию других любовных отношений. Я знаю про себя, что я очень убедителен в злобе, но я никогда не испытываю ее в реальной жизни. Во мне вообще нет такого качества. Но есть острые черты лица, и при определенных ракурсах эмоции злобы получаются очень убедительными. Это вопрос актерской кухни. Ты читаешь сценарий и задаешь вопросы: почему герой пошел туда, почему сделал это, почему сказал именно так. Из этих вопросов возникает причинно-следственная связь, которая определяет конструкцию персонажа. Ты создаешь некий фантом, а на площадке влезаешь в этот фантом собственной шкурой и нервами. Кухня у каждого артиста своя. Я знаю очень много средних артистов, которые каждый день играли в театре и за последние 15 лет как бы "накачали мышцу". Есть артисты, которым нравится, что на них смотрят, которые чувствуют себя подарком, это особенно ярко выражено в женщинах. Есть артисты лицедеи, которые любят процесс игры, саму возможность играться, клоунадничать, кривляться, среди них есть очень хорошие. Есть артисты, которые любят власть - власть над зрителем того образа, который они создают. Есть артисты-аналитики, есть артисты-философы. У всех очень разный путь и в профессию, и в профессии.

К какой категории Вы относите себя?

Я скорее аналитик - больше всего люблю путь от получения материала до момента, как я вхожу в кадр. Мне нравится в процессе работы открывать в себе что-то новое.

Что Вы открыли, например, в Штрафбате?

После "Штрафбата" я точно теперь знаю, что во мне существует такое понятие, как пафос. Я его чувствую абсолютно искренне.

В каком смысле "пафос"? Сегодня это слово применяют к светской тусовке или ночному клубу, где стоит жесткий фейсконтроль.

Сегодня вообще слова потеряли смысл. Совесть - не совесть. Стыд - не стыд. Вор проникновенно говорит: "У меня есть совесть". А все знают, что он откровенный вор, но никто не скажет: "Стоп, парень, ты вор", потому что он ответит: "Вы докажите в суде". Но иногда не надо доказывать в суде, что человек - вор. Пусть он хотя бы не говорит, что у него есть совесть. Слова потеряли значение. Они употребляются, как необходимость обнаружить "своего". Двумя-тремя словами перекинулся - вот это "мой", мы с ним будем тусоваться. Пафос, в истинном смысле, это когда с экрана говорят: "Есть такая профессия - Родину защищать". Я хочу защищать свою Родину. В этом заключается мой пафос.

Этот пафос был внутри на самом деле или это получалось убедительно за счет психофизики, как злоба за счет острых черт лица?

Я не знаю. Честно скажу, когда я играл этот монолог, я же не знал, что так получится, я его просто играл. Другой вопрос, что я очень доволен тем, что получилось.

Но в момент, когда Вы играли это и говорили эти слова, Вы сами в них верили? Были тем человеком, от которого эти слова идут?

Конечно.

А когда играли убийцу-террориста?

Актер должен делать своим то, что написано, и искренне в это верить. В какой-то момент, пока у меня не было семьи, я вдруг растерялся и даже хотел уходить из артистов. Я понял вдруг, что могу встать на любую точку зрения, и ее отстаивать. Мы даже развлекались так с друзьями: я брал одну точку зрения, отстаивал ее, а потом брал противоположную и отстаивал ее точно так же. Я растерялся тогда, поняв, что могу встать на любую платформу. Понял вдруг, что нет плохого и хорошего, потерял ориентиры.

Как же удалось их вернуть?

Семья спасла. Когда ты знаешь, что любишь, что отдашь жизнь за близких людей, то все остальное становится просто игрой ума. В тебе появляются реальные категории. Вот сидит у меня на руках мой сын, и я понимаю, что за него порву глотку любому. Остальное - пустая болтовня.

Это тоже, в хорошем смысле, пафос. А не пафосные жанры Вам близки? Например, комедии?

Я играл в двух фильмах, которые можно назвать комедиями. Одна комедия была очень успешная в прокате, ее, по-моему, каждый год показывают по телевизору - "Обнаженная в шляпе". Это было очень давно, и я согласился сниматься только потому, что хотел попробовать комедийный опыт. Я понял, что мне это не идет. Я могу быть смешным в общении с друзьями, но не на экране. Экран считывает острые черты лица, и это не дает возможности быть легким и убедительным. Есть определенная киногеничность, которая не позволяет мне существовать в этом жанре. Внутри все нормально, вокруг все смеются, а на пленке ничего нет.

Получается, что актер, каким бы талантливым он ни был, вынужден считаться со своими данными?

Да, и особенно в кино. В театре можно быть более разнообразным, поскольку это более условная категория. В кино ты приходишь в мир, который тебе предлагают, и веришь в него, как в реальность. В кино более жесткие стандарты. Например, я всю жизнь выглядел молодо. И я думал: "Вот, я взрослый сложившийся артист, а внешне произвожу впечатление 17 летнего мальчика, который до сих пор почему-то должен играть школьников." Ничего с этим не поделаешь. Вечером сидишь, разговариваешь о серьезных материях, а утром идешь и играешь какую-то дребедень.

Многие актеры отрицательно относятся к сериалам, но продолжают в них сниматься. Среди Ваших работ тоже много сериалов: "Бандитский Петербург", "Баязет", "Штрафбат". Как Вы относитесь к этому виду кинематографа?

Большой сериал для меня - это очень тяжелая дистанция, практически невыносимая. Самое страшное, что может быть в моей жизни - это если мне предложат 240 серий за такие деньги, что я не смогу отказаться - пойму, что надо идти, чтобы обеспечить семью. Вот это будет самым страшным наказанием в жизни. Телевизионный формат я не люблю. Когда человек идет в кинотеатр, он как бы попадает в "чужой монастырь". Ему нужно совершить какой-то путь: поехать на метро, доехать до кинотеатра, купить билет. Он попадает в другое пространство и с большей готовностью может считывать информацию с экрана и подключаться к системе отношений в фильме. Когда то же самое кино приходит к человеку на кухню, то в чужом монастыре оказывается уже кино. Человек пришел с работы, отстояв 10 часов у станка, выпил пива, дал по заднице сыну за то, что тот уроков не сделал, и выбирает - смотреть ему это или не смотреть. И если он видит, что фильм требует от него каких-то затрат, он просто переключает программу. Из-за этого все те категории, которые в кино возможны: художественность, образность, атмосфера, операторское решение, в телевизионном формате исчезают, потому что сокращают количество зрителей. Чуть сложнее изображение - человек переключает. Чуть сложнее конструкция - человек переключает. Такая же разница между театром и антрепризой. Человек из Нижнего Тагила приехал в Москву и купил билет во МХАТ - он открыт к восприятию. И совсем другое дело, когда артисты из Москвы приезжают в Нижний Тагил. Антреприза - это всегда снижение в сторону массового общественного вкуса.

А что Вы скажете про фильм "Побег"?

Изначально Егор сказал мне, что это ремейк известной картины "Беглец" с Харрисоном Фордом и Томми Ли Джонсом, и что Женя Миронов будет Харрисоном Фордом, а я буду Томми Ли Джонсом. Я согласился. Потом выяснилось, что сценария нет, есть поэпизодник, диалоги мы начинаем писать на коленях, история не соединяется, мотивации нет. Я пустил все это на волю Егора. В итоге мы начали снимать без сценария - пустились в плавание без карты и приплыли, куда приплыли.

Почему?

Таковы были сроки. Была дата, когда нужно включить камеру, и продюсеры согласились, доверяя Жене Миронову, который принес этот проект. Согласились, что мы будем снимать по поэпизоднику, а потом выяснилось, что просто не сходятся концы с концами. В какой-то момент я сказал: "Егор, ты мне скажи, что сделать, я сделаю, потому что я перестал понимать - а где я в этот момент был. А откуда я это знаю?" Он отвечал: "Ну, знаешь, и все". Егору было невероятно тяжело делать эту картину, придумывая все на ходу. Значит, это будет для него уроком, что в следующем проекте пока не будет 100% сценария, не надо пускаться в плавание. В любом случае, работать с Егором я очень люблю. Я люблю интеллигентных воспитанных людей и давно понял, что интеллигентный дилетант в процессе работы гораздо симпатичнее, чем профессиональный хам. А Егор далеко не дилетант. Он человек абсолютно киношный по духу, работоспособности, по желанию и по возможности идти на контакт и сообща делать дело, он мне чрезвычайно симпатичен. А что касается решения ситуаций по ходу съемок, то у нас это будет всегда - чай, не японцы.

Почему именно "не японцы"?

У них принципиально иной подход к работе. Я снимался в японском фильме. У них фронт работы лежит в жесточайшем русле, и у камеры стоит 25 человек. Что они там делают не понятно, но они стоят. А у нас стоят 2 человека. Один отошел пописать, второй нагнулся, чтобы завязать шнурок, подул сильный ветер - камера упала, разбилась, остановка съемок. Так было на польской картине "Эскадрон". Поставили на склоне горы рельсы, на них кран. Отошли, а камера поехала, съехала с рельсов, кран упал. На кране было два оператора, один чудовищно сломал ногу. Разбилась камера, мы месяц ждали, когда привезут новую. Когда возле камеры 25 человек, такого никогда не случится. И там никогда не поручат что-либо делать не профессионалу. Один день я снимался у Балабанова в "Жмурках", и мне пистолетом чуть не выбили глаз. Взяли не профессионального каскадера, а какого-то местного человека и заставили его делать то, чего он никогда в жизни не делал - сниматься в кино. Вместо того чтобы выдержать пиротехническую посадку и упасть на том месте, где он стоит, он решил упасть как в американском кино, широко раскинув руки. В руке у него был пистолет, а я стоял рядом. Слава богу, я успел увернуться, и спас глаз, но семь дней ходил потом с черным синяком.

Тем не менее, Вам тоже выпадало браться не за свою профессию. Правда, что вы сами монтировали сериал "Шатун"?

Да. Больше скажу, я его сделал совсем другим фильмом, потому что переделал характеристики персонажей, переозвучил и переделал отчасти сюжет. Так получилось, что режиссер отказался монтировать свое кино. Это была очень неприятная история, о которой я не хотел бы говорить, но факт остается фактом. Мне было предложено смонтировать этот сериал, иначе его смонтировал бы видеоинженер, который не был на съемках и не знал, про что монтировать. А я был в курсе истории, к тому же играл там роль, и мне было жалко потерять этот материал. Пришлось сесть за монтаж самому и отдать этому делу пять месяцев. Я, как артист, никогда не сталкивался с технической работой. Приходил только на озвучание, а потом на премьеру. Опыт прохождения всех этих этапов: синхронные шумы, закадровые шумы, фоновые шумы, синхронный звук, закадровый звук, музыка, загрузить в компьютер, выгрузить из компьютера - все было в новинку. Слава богу, у меня была монтажница, был звукорежиссер. Они подсказывали, что и как делать. Это был очень хороший опыт. Я понял, что монтажом можно сделать очень много. Это настоящее искусство.

Тогда логичный вопрос - есть ли у Вас идея снимать собственный фильм в качестве режиссера?

Да она существует последние 15 лет, у меня даже были какие-то предложения. Но либо эти предложения меня не устраивали, либо я сомневался, зачем мне становиться режиссером. Я человек очень ответственный, занудно ответственный. Чтобы решиться взять на себя ответственность за съемочную группу, артистов, операторов, нужен соответствующий материал. Чтобы снимать кино, надо на год уйти из семьи, ограничить свое участие в семье. Для того чтобы я это сделал, материал должен по-настоящему зажечь. С ролью в этом смысле проще - я отвечаю только за себя. А режиссер использует и свое творчество, и чужое. Творят все вокруг, а он берет и использует как ему надо, может вырезать, может оставить. Используя чужое творчество, ты несешь глубочайшую ответственность за это использование, поэтому это тяжелейший труд. Хотя я думаю, что рано или поздно это все равно произойдет, потому что мне очень хочется сократить свою зависимость от тех людей, которые сегодня занимаются теле и кинопродюсерством.

Когда произойдет, обязательно расскажем об этом на ruskino.