В общем, все умерли

"А я думала, что она повесится...", - разочарованно прошептала сидящая рядом со мной подруга, известная московская киножурналитска, когда на экране закапала кровь из запястья милой китайской девочки Квингхонг. Шел конкурсный фильм "Шанхайские мечты" режиссера Ксяшуая Ванга. Шел давно. Мы то дремали, то вновь открывали глаза, чтобы удостовериться в том, что ничего принципиально нового за это время на экране не произошло. Фильм рассказывает историю девочки и мальчика из провицнии Гуйжу, куда в 60-ые годы по приказанию Мао переселились семьи фабричных рабочих из Шанхая, чтобы наладить там индустрию. Наладили, нарожали детей, но не прижились на новом месте, а тосковали по Шанхаю и терпеливо ждали перемены политического ветра. И в детях своих взращивали мечты о Шанхае и чувство превосходства над местными жителями.

Короче говоря, на дворе 1983 год: Фан Хонг любит Квингхонг и покупает ей красные туфельки на каблуках, Квингхонг любит Фан Хонга и застенчиво хихикает, но папа Квингхонг не разрешает ей ходить на свидания, а заставляет сидеть за книжками. Потому что в один прекрасный день, когда партия позволит, их семья вернется в Шанхай, и Квингхонг пойдет там в университет. И нечего ей поощрять этого провинциального фабричного паренька, когда ее ждет светлое будущее в Шанхае. Папа с друзьями слушает долгими вечерами радиоприемник, курит, пьет китайский чай и ждет сигнала сверху, влюбленный Фан Хонг простаивает долгими вечерами у забора и ждет, что Квингхонг к нему выйдет, а сама Квингхонг сидит долгими вечерами у окна и ничего хорошего не ждет. А если ничего хорошего не ждать, то ничего хорошего и не будет - и не надо валить все на товарища Мао. Вот в прошлом году у Кустурицы в фильме "Жизнь есть чудо" влюбленным сербу и боснийке не помешали ни гражданская война, ни этническая ненависть, ни сумасшедшая жена - все преодолели, победили, и кровать у них летала над всей территорией бывшей Югославией под офигительную музыку The No Smoking Orchestra.

Кстати, Кустурица пригласил своих любимых музыкантов поиграть на Круазете. Кстати (для читателей предыдущих выпусков Каннского дневника), в сербском языке гласные не редуцируются, и имя президента жюри правильно по-сербски произносить так:кУстУрИцА - все под ударением. Об этом меня проинформировала ведущая программ первого канала сербского национального телевидения Сандра Перович. Она же и озвучила ту горькую думу, которая кручинила головы обитателей (упс, тружеников) пресс-центра последние дни. "Представляешь, - говорит красавица Сандра, днем отославшая в Белград интервью с Ларсом фон Триером, - моя мама посмотрела передачу и позвонила мне: "Сандрочка, что с тобой? Улыбайся, пожалуйста. Ты так плохо выглядищь, такая усталая, у тебя плохое настроение..." А какое может быть настроение с такими картинами в программе?!". И тут громыхнул гром и дождь припустил с такой силой, что перевернулся зонтик от солнца на террасе пресс-центра.

Какое может быть настроение, когда в конкурсных картинах официальной программы 58-ого Международного Каннского кинофестиваля либо режут ("Скрытое", "Шанхайские мечты", "Битва в небесах"), либо душат ("Лемминг"), либо пристреливают ("Последние дни", "История насилия"), либо избивают и терроризируют (Bashing), либо продают детей в рабство или просто так ("Когда ты родился, тебе уже не спрятаться", "Дитя"), либо режут-стреляют-душат-бьют-продают одновременно, нон-стоп, как в картинах "Город грехов" и "Выборы". За семь с половиной дней фестиваля единственный фильм, в котором никого не убили и не побили - "Сломанные цветы" Джима Джармуша. Но на него невозможно попасть.

"Послушайте, - орал озверевший обозреватель популярного издания Film Review вчера утром под дверью театра Люмьер - Мне необходимо увидеть этот фильм! У меня сегодня интервью и с Джармушем, и с Биллом Мюррейем. Вы обязаны пустить меня в зал!!!". В результате, пресс-атташе фильма отдал распоряжение впустить бедолагу в зал, а вот остальной толпе журналистов, пришедших, как обычно, на пресс-показ было велено попытать счастья сегодня. Но сегодня "Сломанные цветы" показывали в маленьком зале Базан на 300 мест на четвертом этаже, а очередь за полтора часа до сеанса вилась длинной пестрой лентой вниз по лестнице до второго этажа. Опытный сотрудник охраны степенно расхаживал вдоль очереди и выкрикивал: "Медамс-и-Месье, те из вас, кто стоит дальше лифта, в зал точно не попадут. Уверяю вас, я работаю в этом дворце много лет. Советую вам посетить другие просмотры".

Моя подруга, та самая, которая надеялась, что Квингхонг повесится, проницательно предположила: "А может, они просто не хотят, чтобы мы смотрели забавные и приятные фильм. Может, они хотят, чтобы мы весь фестиваль так и промучились на триллерах, кошмарах и ужасах". Короче, опытная журналистка подозревает организаторов фестиваля в заговоре против прессы и зрителей. Но, учитывая, что она уже неделю проводит по 10 часов в сутки в темных кинозалах, ее подозрения могут быть не очень адекватны.

Ну, побегу выяснять, не объявили ли дополнительный сеанс Джармуша.

Ночью у нас фильм о злоключениях американки в зоне палестино-израильской границы, под симоволическим названием "Свободная зона".

А завтра утром - Вим Вендерс. Ставлю будильник на шесть утра.