Яндекс
ВКонтакте
Facebook
Сегодня я живу, дышу, и в глазах моих светло
Вы в последнее время играете исторические личности. Кого бы вам еще хотелось сыграть?
Малюту Скуратова. Вроде не дурак, вроде не больной, а поступки совершал античеловеческие. Это одна из самых загадочных, экспрессивных, кровавых фигур, о котором очень мало мы знаем, но который влиял на судьбу Руси во времена Ивана Грозного. Хотел бы его сыграть только потому, что я избаловал себя ролями-оборотнями, ролями-метаморфозами, ролями, которые имеют изнанки. Не просто Иван Иваныч или Серый волк, а роли, которые имеют выворотность, имеют подкладки, или не имеют подкладки, но за этими подкладками, если говорить портяжским языком - швы, швы, швы, всякие там сборки, оборки. И я думаю, что любая роль, написанная об историческом персонаже, особенно государственного масштаба, масштаба страны, империи - они все непростые. Вот отсюда и ответ: чем сложней, тем интересней. И вот еще, почему я выбрал Малюту Скуратова: и время безтелевизорное, безкомпьютерное, и, казалось бы, никаких автомобилей, никаких тебе крыльев, никаких тебе моторов, а как держал в страхе огромную территорию! Это очень любопытно. Он же не Бог и не Дьявол, он был просто человек.
Когда вы работаете над ролью исторического персонажа, вы читаете документы, материалы?
Обязательно, хотя бы, чтобы не быть невеждой, хотя бы, чтобы не быть примитивным. У меня подход уже отработан в работе над ролью: самое главное, я вытаскиваю из персонажа обаяние, будь то положительный или отрицательный герой, злодей или хороший человек. Главное в персонаже - это обаяние, это одно из главных качеств в роли, потому что за этим идет интерес зрителя к персонажу. Я должен вызывать интерес, а уж полюбит его или вызовет он неприятие, раздражение, бунт, мой герой - это уже качественное отношение. А чтобы обаяние выработать в конкретной роли, надо знать, с кем имеешь дело. И второй подход: в зависимости от количества, насколько роль большая, масштабная. Если я появляюсь один раз только для атмосферы, для фиксации времени, отображения эпохи - один подход. Если я рассказываю о судьбе этого человека, если это биографическая роль - конечно, это совсем другие подходы, другое отношение и более крупный масштаб вторжения в роль. Вот сейчас я снялся у Юрия Кары в фильме "Любовь к тебе как бедствие" в роли Хрущева. И мне не надо было изучать материалы о Никите Сергеевиче, потому что он там не значителен, он там фигура знаковая, и знаковость эта времени, а не содержания фильма. А вот если вдруг мне скажут: "Сыграй Сухоруков Хрущева, мы будем снимать фильм об Оттепели, Карибском кризисе, Гагарине, о предательстве, о заговоре, о расстреле Берии", вот тогда я, конечно, обложу себя газетами, журналами, материалами.
То есть, вы в Хрущева у Кары ничего личного не привносили?
Привнес темперамент. Там диалог с сыном впервые. Вообще, о Хрущеве не было никогда еще фильмов, спектаклей как таковых помимо фильма "Серые волки" о заговоре, где Ролан Быков играет. А у нас фильм о Валентине Серовой, и поэтому я тут чисто штриховое место занимаю, но все равно раскрываю одну из страниц его жизни. У него был сын в Киеве, когда он был секретарем украинского ЦК партии, который неоднократно попадал под Уголовный Кодекс, и его Берия спасал. И в третий раз он улетел на военном самолете через фронт, сдался немцам якобы, его СМЕРШевцы выкрали и привезли в Москву, и вот я хлопотал перед Сталиным, то есть не я, а Хрущев, чтобы его помиловали, но его не помилуют, его расстреляют. Вот такая история прошения Хрущева за сына и встреча с сыном. Такой эпизод.
Когда я смотрела фильм "Бедный, бедный Павел", у меня сложилось впечатление, что вы настолько сжились с ролью, что и в жизни такой же были. Это действительно отразилось на жизни?
Горжусь, горжусь, но не вживаюсь, я никогда не вживаюсь. Я уже применил такой глагол как "вторгаться", внедряться в роль, погружаться в нее, но не жить. Жить невозможно, потому что все равно это - игра, я отдаю себе отчет, что моя профессия - это ли-це-дей-ство, а не лицежитие, это разные вещи. И поэтому если я погружусь, и не вылезу оттуда, значит я сумасшедший, а я просто игрок. Другое дело, может, в этом заключается талант, ну скромнее скажем - дарование человека, что я могу обмануть весь мир, и люди мне поверят. И чем сильнее вера, тем талантливее сыграна та или иная роль. Так вот, с Павлом, конечно, подход был яростный, мощный, масштабный, серьезный, богомольный даже. Я у Бога даже прощения просил, я разговаривал с Павлом Петровичем. Пусть это было символическое общение, но мое знакомство с ним, мольба о прощении, все это происходило в Гатчинском дворце. И конечно, пройдет время, когда-нибудь расскажу о многих подробных вещах, расскажу о том, о чем сегодня не могу рассказать, потому что скажут: "Это он себе придумал, это он PR занимается, это он выпендривается, либо он дурак". Но ТАМ, когда, если я доживу до глубокой старости, до какого-то седого периода жизни, ТАМ, наверное, я расскажу, что происходило и во время утверждения меня на роль, и в процессе съемок, и в результате окончания фильма, и мое шествие триумфальное по фестивалям, и мои награды как великолепное завершение. Император Павел как бы благословил меня в начале, и он же наблюдал за моим признанием и журналистами, и кинематографистами, и коллегами-актерами. Но расскажу почему ТАМ, в старости, потому, что там, если меня и обвинят в каком-то склеротическом восприятии, то ТАМ мне будет не жалко, я сам себе скажу: "Ну и пусть думают, как хотят, но я расскажу правду". А мистификации было много, потому что тот оператор старейший, талантливый, который начинал снимать картину, был против моей кандидатуры, он пробивал своего актера, другого. Не могу сказать, что это была битва, я не был свидетелем этих диалогов оператора и режиссера, но Мельников отстоял мою кандидатуру. Что случилось с этим оператором? Через месяц его с позором сняли, выкинули со съемок, и снимал картину, и переснимал уже другой оператор - Сергей Астахов. Мне кажется, и здесь судил Павел. Но попробуй сейчас расскажи об этом в моей стране, скажут: "Ну, Сухоруков о себе уж больно много мнит". Но это же факт, это ж было. То есть, как будто бы его наказали за меня, потому, что как мне показалось, Павел благословил мою кандидатуру на то, чтоб я сыграл его. Ну, если плац в Гатчинском дворце, мы приезжаем с утра - слякоть, сырость, а нам нужно, чтоб была зима, знаете какой снег повалил? Девчонки, ну, хотите - верьте, хотите - нет, но это все признали. Повалил такой снег! Пока мы репетировали, мотор, съемка, всё! Поглядите на экран - зима, видно, там что землица-то покрыта свежайшим снегом. Как только мы закончили снимать плац, всё! Всё потекло. Так что, погружался - не погружался, я попросил у Павла благословения, и я попрощался с ним. Благодаря ему это было. Один мой товарищ из Питера, посмотрев фильм на премьере в кинотеатре "Аврора" сказал: "Витька, если о Петре Первом думают по игре Симонова, о Павле многие будут говорить через исполнение Сухоруковым". То есть, мы Петра Первого воспринимаем через игру Николая Симонова в фильме "Петр Первый", а Павла будут воспринимать через исполнение Виктором Сухоруковым. Если это произойдет хоть на какое-то время, всё, выше награды нет, я скажу. И опять, чем я здесь руководствовался: нам досталась информация, что он был солдафон, самодур, ненормальный, закомплексованный, уродец - нет! Я пошел другим путем, я пошел через источники иностранные, когда там отзывались о нем как об умном, интеллигентном, с чувством юмора, красивом человеке. А самое главное - дураков не убивают, они выгодны у руля. Дураки, алкоголики, слабовольные, зависимые люди. Павел не был таковым, иначе бы не убили его через три года в собственной спальне. Насколько его ненавидели, что убили не по дороге на работу, ни даже в тронном зале, а прямо в опочивальне. Родные мои, вдумайтесь! Лица не оставили, живого места не было. Но это уже большая, отдельная история. Я умею прощаться с ролями. Я простился с Лениным, я простился и с Павлом. Другое счастье мое, правильно заметила, как это произошло - не знаю, ну сыграл я Ленина когда-то, попрощался, потому что харизма его действительно, меня закабалила, но кто бы знал, что за последние годы я сыграю Берию, Хрущева, императора Павла, и сейчас я утвержден на роль Бенкендорфа в фильме "Сатисфакция" и буду играть сцены с сыном Павла Первого - Николаем Первым.
Мистика, да?!
Мистика!
Снова возвращаясь к роли Павла. Вы хотели как-то реабилитировать его личность?
Это вопрос политический, я никогда не занимаюсь ни реабилитацией, ни защитой, не собираю материалов ни для покаяния, ни для обожествления, я не короную, панихиды не совершаю. Это не мое дело. Я играю, и я его сыграл, потому что мы судим человека не по внешнему виду. Это нам говорят: "Встречают по одежке, провожают по уму", наверное, это так, и все равно мы даем оценку не красоте или уродству человека, а его поступкам. Квазимодо был безобразен, но мы в него влюблялись, и был прекрасный Юлий Цезарь, а он был преступник. Поступки определяют отношение к человеку. Павел первый совершал много ошибок, как и сегодняшние политики совершают, и чем серьезнее работает человек у власти, тем, конечно, он оступается, и совершает ошибок больше. Что касается Павла Петровича конкретно, я убедился только в главном: он любил мою Россию, и он желал ей, хотел и приказывал добра. Как это у него получалось, не получалось - это уже другой вопрос. Он приказывал ей - я впервые это произношу.
Существует легенда, что его призрак до сих пор появляется во дворце, в котором убили…
Я его не видел. Сквозняки были, может, это он и был.
Вы долгое время жили в Питере, хотя сами москвич. На вас город не давил?
Это все придумали теоретики, придумали люди экзальтированные, романтические, люди с, наверное, обостренным восприятием мира. Сказать о Петербурге, что это город Достоевского, или город Гоголя, или город Пушкина, или еще город каких-то ангелов, каких-то вурдалаков, что это может быть призрак из тумана Северной Пальмиры…. Как угодно назовите, это - северный город, город, который построен перстом, указанным на место. Было ли мне там душно - да, было ли мне там уютно - нет, было ли мне там светло - да, но почему-то глаза болели. Была ли у меня там любовь - была, но безответная, там была любовь призрачная, там была моя жизнь непрожитая, будем так говорить. Я там жил, а этой жизни не чувствовал, не ведал, и не понимал. И я убежал оттуда, можно сказать, словно выскочил из некоего миража, силуэта, схемы, а не города. Наверное, я витиевато рассуждаю но, если бы мне там было комфортно, я б там и остался, любовался бы на облака, которые перинами лежат на крышах прекрасных домов, которые давно требуют реставрации. Он меня не уничтожал, он не зажимал меня, не затирал, но он и не сделал меня своим, я не стал родственной душой этому городу. Кто в этом виноват: климат, давление атмосферное, люди ли, энергетика, темперамент городской, снобизм, лицемерие интеллигенции - не знаю, я не буду копаться в этом. Я кланяюсь этому городу, но кланяясь, ухожу. И ушел я сегодня - москвич поганый, но сча-стли-вы-й! Хожу, и вот только сглатываю какой-то комок в горле от одного сожаления, что я раньше не уехал, не вернулся в Москву. Я обожаю ее. Вот и все.
А может быть, не от того, что не уехали вовремя, а от того, что не правильный образ жизни вели?
У меня был образ жизни - правильнее некуда. Если бы я жил неправильно, я бы, наверное, либо умер, либо сильно болел, либо сидел в тюрьме. Не знаю, что вы имеете в виду под словом "неправильный".
Хорошо, я уточню. Я в вашем интервью читала, что когда вы жили в Петербурге, очень пили…
А пьет вся страна. Только одним можно пить - другим нельзя, одни умеют пить, другие - не умеют. Одни пьют так, что никто не заметит, а другие пьют так, что дрожит весь мир. Вот я пил так, что дрожал весь мир. Другое дело, наверное, я не тот человек, которому стоило это делать, а я это делал. Но я не могу никогда сказать, и не соглашусь с тем, что это неправильный образ жизни. Это мой образ жизни. И я за него платил.
Да, страдала ваша работа…
Страдала, страдала. Только почему-то, сегодня я и трезвый никому не нужен. Мало того, я не имею в виду всех, я имею в виду тех, кому я не нравился пьяный. Я им и трезвый-то не нужен. Я однажды тут сказал одной журналистке: "А какого х…ра вам надо? Какого Сухорукова вам надо, если он черный вас не устраивает, и белый не устраивает?". А потом я вдруг, задав этот вопрос сказал: "А-а-а! Так ты, Сухоруков, подстраиваешься! Ты хочешь нравиться, ты хочешь к себе внимания - не выйдет!". Почему? Потому, что вся жизнь моя из огня да в полымя. Меня один человек обозвал человеком-бритвой, живущей по острию. Мне нравится это сравнение. И поэтому мой максималистский подход к жизни меня устраивает, мне интересно, хотя и жертвенно. Это не всегда, наверное, полезно, и не всегда приятно обществу, но только когда мне говорили: "Этот алкаш" и махали на меня рукой, я-то знал, что они ошибаются, я-то хитрил, я-то понимал, что "не-ет ребят, я могу быть другим, а вы не можете". И сегодня, уйдя вперед в светлое свое настоящее, те, кто презирал меня, как вы говорите, "человека из неприятной жизни" они так и остались там, у них одна тропинка в жизни: дом-театр, театр-дом. А у меня много дорог, и везде меня зовут, везде меня ждут, пусть, может быть лицемерно, лукаво, корыстно, но меня ждут, я нужен, и тем счастлив.
Просто вы как-то говорили про сон с обочиной и дорогой…
Я говорил о предательстве. Это наваждение даже, а не сон, когда я был с друзьями-товарищами, и мы пошли по прямой, ровной дороге, и вдруг, я скатился на обочину, и выползаю на дорогу, не могу никак выбраться, ноги вязнут в какой-то грязи, я тяну руку и кричу: "Подождите! Я здесь!", а силуэты людей уходят, уходят, но кто-то оглянулся назад, затормозил даже шаг, и я понимал, что они меня увидели, но почему-то махнули рукой, и пошли дальше. Так о какой кривой дороге вы говорите? Нет, это фреска о предательстве. Пережили. И очень много трачу сил на то, чтобы не держать в себе, не взращивать, Боже упаси, ни злости, ни гнева, ни ненависти. Это мешает, это отнимает очень много здоровья, сил, энергии, и ничего не дает человечеству. Ни вообще, ни конкретному человеку, только разрушение. Я хочу избавиться от разрушения себя посредством таких качеств, которые перечислил, чего и всем желаю.
А в Москве вам легче живется, дышится?
Пока да. До слез. Я плачу пока от счастья, хотя сразу добавляю: может быть, пока морду не набили, а там видно будет. Живу прекрасно, в прекрасном районе, в хорошем доме. Я живу в Москве, и Москва у меня и на устах, и в душе имеет звонкие-звонкие, чистые-чистые, нарядные-нарядные буквы МОСКВА.
Ой, я уже боюсь что-то лишнее сказать…
Говори все подряд. Не бойся, у меня нет запретных вопросов, потому что на любой вопрос есть ответ в жизни. Пока это вам интересно, я буду об этом рассказывать, просто мне это уже не интересно. Я год прожил в Москве, и до сих пор, просыпаюсь рано утром, подхожу к окну, квартира залита солнцем, в окне у меня море зелени, московский двор, поют птицы, громко и оптимистично базарят дворники в оранжевых куртках, у меня разгружают хлеб, продукты. И я стою у окна, и я говорю: "Господи, наконец-то в моем окне небо!". Я ведь в Питере жил в очень-очень замкнутом мире. Окна в колодец, рукой до стенки достать. Я уехал, и для меня Ленинград-Петербург - страничка, не более.
Какой у вас Берия в сериале "Желанная"?
Обаятельный, чудовищный, гротескный. Но мной придуманный, а не достоверный. Потому, что это был не Берия, это был нарком. Мы просто взяли за прообраз, потому что время такое, годы такие, получился намек на Берию. Если открыть уж секрет, тем более, кино уже идет - животное я делал. Обаятельное, такое наряженное животное. Он у меня там рядится в костюм Зигфрида. Разумное, хищное животное. Но оказывается, и животные растут в мечтах. У моего наркома ведь была мечта. В детстве мама привела его в Большой театр, он увидел балет, и так был заворожен этим действом, этой картиной, ему так захотелось в тот балетный мир, он мечтал быть артистом балета, но эта мечта не осуществилась. Он ее загнал вовнутрь, эту мечту, и она у него там как дрожжи булькала и выделяла яды, выделяла некую гадость, которая трансформировалась в поступки омерзительные, патологические, филийские. Но, в какой-то момент, вдруг наступало просветление, он рядился в эти белые колготки и танцевал адажио из "Лебединого озера". Неужели не страшно? Ужас! Но ужас сыграть нельзя, а поступки сыграть можно. И я играл поступки, но пытался сыграть так, чтобы они вызывали у зрителей как свидетелей действа ужас. Что из этого получилось - не мне судить, но мне было приятно работать в фильме "Желанная".
А вообще та эпоха вам какой представляется?
Сядьте в любой транспорт, и прокатитесь по проспекту Мира от начала до конца. Вот она Москва, она вся на проспекте Мира. К сожалению, "Рабочего и Колхозницу" сняли.
Вы там где-то живете? Я поняла!
Живу! Я собирался переехать где-нибудь тоже в классические места типа Чистых прудов, Патриарших прудов, где-нибудь там Полянка-Солянка. У меня хорошее место, я живу в Москве, которую зафиксировал и увековечил кинематограф пятидесятых.
То есть, вам больше сталинское время нравится?
Я родился в это время, я думаю поэтому оно и зафиксировалось: эскимо на палочке, машина "Победа", у женщин платья рукава-фонарики, у ребят парусиновые ботинки, динамки. Это все символ.
На каких фильмах вы выросли?
Поверь мне, это вопрос для молодых людей. Конкретно сказать неловко, потому что чем дальше и дольше человек живет, тем больше у него примеров для роста, для познания, для мудрости. Я в детстве терпеть не мог лук, сегодня я его обожаю. Так и воздействие на меня мира менялось. Я очень любил индийское кино, может потому, что мы жили по талонам в сером мире, из трех цветов у нас были афиши, плакаты и транспаранты: белый, красный, черный. А индийское кино - это было как вечная новогодняя елка с гирляндами, огоньками и так далее. Представляешь? То есть, конечно, я обожал итальянское кино, которое нам позволялось смотреть, французское кино, и конечно, советское. Начиная от "Молодой гвардии" Герасимова, его же "Тихого дона", "Поднятой целины" Иванова и заканчивая кинокомедиями в главной роли с Надеждой Румянцевой. А Алла Ларионова "Анна на шее", а Изольда Извицкая, а Гурченко в "Карнавальной ночи" вместе с Ильинским! Я сейчас начну перечислять, дорогие мои, у меня была, поверьте мне, была обувная коробка из-под взрослой обуви, битком набитая открытками, фотографиями за восемь-двенадцать копеек! Я вырезал кадры из фильмов, для меня достать "Советский экран" с кадрами и фотографиями - это был капитал! Я был миллионером-киноманом! И все эти люди, которые лежали в моей обувной коробке, они меня и формировали, они меня делали, они меня манили, они "соблазнили" меня, и сегодняшний, "совращенный" тем кинематографом, теми людьми из обувной коробки, они сегодняшним Сухоруковым меня и сделали.
Как вы думаете, почему вас судьба привела в кино только к сорока годам?
Сам задаю себе этот вопрос. Это как раз один из немногих вопросов, так же, как и вопрос о пьянстве, на который я пока не знаю, как ответить. Вот я был - и кончил, был - и перестал, был тот Сухоруков, и его теперь нет. Нет ответа. Многие ко мне обращаются, и спрашивают: как это случилось? А зачем спрашивать? Чтоб спасти, видимо, своих близких, чтоб помочь кому-то другим, близким, дорогим людям. Мой пример - это чисто индивидуальный, очень субъективный пример. Так же и кино. Ведь мало того, что до сорока лет не снимали, в массовку не брали. А ведь я таким был всегда: талантливый, дерзкий, импульсивный. Что случилось - я не знаю. Но только когда я сказал себе: "Я туда больше не пойду, в этот кинематограф. Не хочет он меня иметь, любить, желать - не надо" и приготовил себя к другой жизни, другим дорогам, как только я без скрипа закрыл дверь желаниям сниматься в кино, тут же эта дверь подала звук, тут же в замочной скважине засветился свет, тут же заработал звонок, тут же задрожала дверь и говорит: "Витька! Витька! Иди сюда!", и стала меня звать. А я говорю: "Не беспокойте меня, это обман, это ловушка, это какое-то издевательство". В результате случилось в 89-м году, когда сегодня говорят, что Сухорукову кто-то помогает, кто-то покровительствует. Я даже этому удивляюсь. Когда я действительно был пьяный и оплеванный, никому не нужный, вроде люди как забыли про это, что и сниматься я начал в сорок лет. Что ж у меня не было "покровителей" там, в той половине, и не половине, а основной жизни? А когда сегодня я немножко получился, состоялся, оказался на виду, все говорят, что это не просто так. Не плачу. Не продаюсь. Все пришло вот так. Тоже ответа нет, и объяснять я никому не буду. Я не знаю, почему меня тогда не было в кино, и почему сегодня я есть, я никогда ничего ни у кого не прошу. Я только говорю: "Вот он Сухоруков, ешьте, пейте, любите, ненавидьте, обсуждайте, судите, только не убивайте, сами умрем". Даже в театре, вот я почему ушел из театра Комедии, ведь я работал в Ленинграде, в кино дела пошли хорошо, в театре - гнобят, и гнобят, ролей не дают. И я почувствовал, что это не потому, что я не интересен, я плохой, а как в наказание. Вот, у тебя в кино дела идут, и довольствуйся этим. Но это отдельный разговор, нехороший, скучный. И я эту страницу своей жизни тоже закрыл, чтобы не злиться, не обижаться, не расстраиваться. Я не имею права расстраиваться, я счастливый человек.
Считается, что артист должен расплачиваться за свою успешность личной жизнью. Это так?
Ир, как нечестно! Я с этим согласен, что мы все расплачиваемся, но почему я должен расплачиваться за свой труд, за бессонницу, за нервные стрессы, за то, что я отдаю себя. И чем я полнее, до наготы отдаю себя любимому делу, отдаю себя обществу, а мне говорят: "Надо расплачиваться". Только за то, что я отдаю себя публичному делу, публичной профессии. Когда нам говорят, что среди актеров много бл…й, еще кого-то - только потому, что мы на виду. Бл…й везде много. Так именно потому, что мы на виду, у нас бл…й меньше всех, чем из других отраслей. И я не имею права на какие-то патологии или на какие-то нарушения и разрушительные поведения. Потому, что я знаю, что я публичен, на меня смотрят. А людям наоборот кажется, что мы самый развратный, извращенный, вредный, скользкий, разноцветный народ. Ну, пусть думают. И поэтому неправильно, что мы расплачиваемся. Другое дело, что мы расплачиваемся за одержимость, за ту любовь. Нас иногда небо наказывает за то, что я отдаю себя больше делу, вместо того, чтобы отдавать больше хотя бы на половинку любимому человеку - женщине, семье, природе, родным. Но это как хирурги, как летчики, как моряки-подводники. Есть профессии, которые расплачиваются профессиональными заболеваниями, страстью к тому, что они делают. Наверное, это ненормально, но мы же с вами собрались говорить не о болезнях.
Вы так красиво, цветисто говорите. Стихи пишете?
Писал. И удивительно, что писал именно во времена бесцветья, безысходности, упадничества, грусти-печали, будем так говорить. Там писалось. А когда хорошо вроде стало на душе, не покойно, а именно - хорошо, когда я спешу, я возвращаюсь, я работаю, у меня есть планы, как-то не пишется.
А заставить написать не пробовали?
Можно написать рассказ заставить. А поймать рифму красивую - это трудно. "И ясный день, и тихое дыханье, и неба синь стремится сквозь ресницы. Полет шмеля, мотора громыханье бесхозным хором оркеструют птицы. Ромашка как большая карусель, душистый клевер как коралл могучий. Пустыми мыслями измучен, распят лежу я на планете всей". Вот так, лежал в траве однажды, торчал клевер, ромашка, птицы, о-ой! Вот, прочитал стихотворение.
Какую музыку слушаете?
Тоже вот, для молодых вопрос. Когда человек только начинает жить, он может сказать: люблю "Битлз", или там люблю рок-н-ролл, люблю хеви-металл, люблю русские народные песни. Я сегодня люблю настроение. Я могу придти и обедать, есть щи под Шостаковича, под Моцарта пить чай, а танцевать, извините, под самую пошлейшую попсу. Или слушать тюремную лирику. Мне говорят: "Ой, и ты это слушаешь?", я говорю: "Тихо, тихо, у меня настроение сегодня такое. Пройдет". Музыку люблю всю и всякую, ту, которая меня гармонизирует, сам живот мой диктует определенные мелодии. Музыка лечит, музыка формирует, музыка воспитывает. Но когда после обеда, послушай, как у нас журчат кишки! Ха-ха-ха!
Я читала, что в детстве вы мечтали о комедийных ролях. А сейчас это прошло?
Нет, не прошло. Я просто считал себя в детстве клоуном. Мечта остается просто вселенской сыграть в кинокомедии. Я мечтаю, чтобы выскочить из какого-нибудь канализационного люка а-ля Гайдай, я хочу быть русским Пьером Ришаром, хочу быть Леоновым, Никулиным, хочу! Хочу! Хочу! Но потом остановился и подумал: "Ну, ты хоть Сухоруковым-то постарайся остаться", и сыграл бы комедию, клянусь! Наверное бы, приложил больше сил, чем потратил и на Павла, и на Ленина, и на Хрущева, и на всех исторических персонажей вместе взятых, потому что комедийный жанр настолько труден! Очень труден, поэтому нет кинокомедий. И смеемся мы больше над Веркой Сердючкой. Мужики переодеваются в баб, набивают себе сиськи и ж…ы, а нам смешно. Бабки русские, бабки белорусские, вот бабки бегают, извините, с мош…й в трусах. Пошло все это. И я иногда смеюсь по настроению. Но ведь не в этом заключается комедия, согласитесь.
Как вы думаете, почему сейчас нет комедий? Время такое?
Нет, я думаю, нет комедийных гениев. Нет Данелии, нет Рязанова молодого, нет Чулюкина, и нету Гайдая. Я даже Юрке Стоянову, а в нем такая мощная режиссура заложена, он очень талантливый человек, и чувство юмора, я ему сказал: "Юр, тебе так тесно в "Городке", ну возьмись, сделай кинокомедию, ну просто сделай подарок Гайдаю, подражая ему, просто спародируй жанр Гайдая. У тебя получится, я сыграю". Не поднялся, он мне тогда сказал: "А "Городок" я на кого оставлю?". Никому об этом не говорил, тебе рассказываю. Потому, что ты уйдешь в Интернет-паутину, может, Голливуд меня прочитает и позовет. И сыграю я "Зеленую маску" на русский лад. Но режиссер любимый, главный, основной для меня - конечно, Балабанов. Авторитет на сегодняшний день. Из актеров люблю всех, которые трудятся, работают, не заносятся. Мне все интересны. Очень надо насыщенно жить и относиться к миру. Легче терять, когда у тебя за пазухой много. Когда ты наворуешь в чужом саде яблок, чем больше яблок ты накидаешь, и, убегая, от сторожа ты половину растеряешь, но хоть одно яблочко у тебя останется. Ой, глупый образ!
А вы английский хорошо знаете?
Нет, совсем плохо, я его не знаю. Но благодарить умею, и желать удачи: I wish to be like you, I wish you good luck!
Вы когда-нибудь свой бизнес хотели бы открыть?
Нет, потому что меня или убьют, или посадят в тюрьму. Ни того, ни другого я не хочу. Я не умею это делать, я транжира. Я все потратил бы на мороженое и на пряники. (Смеется)
Вы стихи сборником не хотели издать?
А я же писал-то не для продажи, не для опубликования, а так, это же был выброс. Женщины иногда выдают это в стирке, в свои какие-то женские хобби, мужики уходят на рыбалку с бутылкой, в футбол играют, или в лес за грибами ходят. А я в стихи.
Вы не хотели когда-нибудь написать книгу?
Оставлять после себя надо то, что полезно другим. Я живу, и все это пока не ново, не оригинально, не мудро, а очень даже житейско, бытово, а самое главное - узнаваемо, буднично, и никакой науки в моей жизни для других не будет. Тогда че я буду писать? Лабуда какая-то.
В последнее время, особенно с переездом в Москву я лично вас воспринимаю как заново родившегося, обновленного человека с новой жизнью.
Не то слово. Да, с новой жизнью, и я родился, и мне сегодня один год. Годовалый Витька Сухоруков ходит по Москве, и я этого не скрываю.
Плюс еще годы, когда вы до Питера жили в Москве.
Нет, там я беременный был. Ха-ха-ха!
Расскажите о своем самом ярком происшествии в жизни.
Возвращение домой, в Москву. Давайте так, начнем с моей творческой биографии, не будем дальше брать - там была армия, там была юность, умирали мои родители. Возьмем творческую жизнь в двадцать пять лет. Первые пять лет - грандиозные события, меня выгоняют из театра, да еще по статье без права устройства в другие театры только за то, что я был человеком бунтарского нрава, без царя в голове. Но я никому не причинил беды, зла, я не был предателем Родины, просто не нравился я директору театра. Вторые пять лет - то, что Мамин пригласил меня на главную роль в фильм "Бакенбарды". Грандиозное событие, произошел перелом в моей жизни. Ты ж сама сказала, до этого не было ничего. Скука была, было просто течение. Третьи пять лет - это встреча с Балабановым. Дальше - я вернулся в Москву. Если вы хотите услышать, что я встретился с инопланетянами, или нырнул в морскую пучину на Черном море, и меня изнасиловал какой-нибудь Ихтиандр - нет, такого не происходило. Вся жизнь моя - чудо. И то, что сегодня сидит перед вами молодой, здоровый, красивый, талантливый Сухоруков - это главное чудо не только жизни самого Сухорукого, но и чудо Земли. Потому, что я за эти мои прожитые годы мог умереть раз восемь, сгинуть раз пятьдесят, сгореть раз шесть, спиться раз восемьдесят, развалиться как труха, как гнилой пенек раз двести, а я сижу перед вами как цветущий букет для Софи Лорен.
Как вы думаете, что вас удерживало, координировало все эти годы?
Мой эгоизм и любовь к жизни. Я очень любил жизнь, я любил свою работу и я вдруг понял, что я должен быть другим. Вы думаете, я сегодня не жертвую? Расплачиваюсь. А чем? Воздержаниями, какими-то самоконтролями. Я себя до сих пор формирую, воспитываю, держу в руках, я себя делаю. Я себя до сих пор выращиваю. А жизнь-то она ведь одна. И уже не идет, не бежит. Не такая скорость, что никаким прибором не измерить. А все равно уже привыкли, уже по привычке себя скульптуризирую. Наверное, чтобы остаться в памяти человечества не только плохим, но и хорошим. А в истории остаться я хочу. Амбициозные задачи, планы, но мечтать не грех, в этом тоже нет ничего вредного ни для конкретного человека, ни для земного шара вообще. Но Москва-то меня приняла, признала, не отвергла. Ваш интерес ко мне - это тоже знак того, что я здесь не только интересен, но и нужен. Московские журналисты вручили мне приз "Креативный киноактер года", за год я достиг больших успехов в Москве. Мне надо отрабатывать это внимание-то. А как же? Я должен соответствовать. И со своей стороны я счастлив, что Москва меня приняла, может быть, корыстно, лицемерно, на минутку, может быть через год я ей наскучу, и она меня как отработанный презерватив выкинет. Да это бог с ним, наплевать. Сегодня я живу, дышу, и в глазах моих светло. Ха-ха-ха! Так что я жить люблю, людей люблю, работу люблю. Когда часто говоришь слово "любовь" поверьте, от этого плохо не бывает. Иногда могут тебя заподозрить: уж больно влюбчивый, уж больно любвеобильный. Я с этим не согласен. Если мы говорим: "Я люблю котлеты, я люблю цветы", почему я по отношению к людям не должен употреблять это слово. Мне кажется, наоборот, чем чаще я говорю человечеству "люблю", тем оно становится серьезнее, привычнее, а отсюда необходимее. Как только мы прекращаем его произносить, люди начинают грустить, скучать и раздражаться. Мы все эгоисты.
